Ольга Степнова - Леди не по зубам

– В последние годы я почти не тренировалась, – скромно сказала Викторина, подходя к костру, чтобы обсохнуть. Ганс сбегал в автобус и притащил полотенце. По тому, как он смотрел на Викторину, я понял, что есть опасность новых страстей.

«Поскорее бы уж добрать до монгольской границы», – тоскливо подумалось мне.

– А я, Элла, пожалуй, прочитаю ваш детектив! – улыбнулась Викторина. – Человек, который хорошо плавает, не может плохо писать!

Все засмеялись и уселись петь у костра. Элка, которая это дело терпеть не могла, отчего-то тоже поддержала гитарное сообщество и с кислой миной начала подпевать «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Кажется, в коллективе назревало единодушие.

Я тихо ретировался. В автобусе было невыносимо душно, я открыл все окна, лёг на кровать и провалился в сон.

Мне приснился восточный базар.

Я сидел по-турецки, а вокруг меня лежали мешки с гуманитарной помощью.

– А ну подходи, налетай! – кричал я. – Лучшая в мире гуманитарная помощь! Одеяла, трусы, наволочки, витамины, консервы! Возьму недорого, три рубля за мешок!

– Пять! – вдруг строго скомандовал голос Троцкого откуда-то сверху. – Пять рублей за мешок, а то Нэлька бамбук на сандал [6]поменяет!

Это неправда, что я всегда беру сюжеты из головы.

Дело в том, что по профессии я журналист, а у всех журналистов есть привычка на уровне рефлекса – писать о том, что видишь и слышишь.

Да, почти все мои сюжеты… из жизни.

Но упорство, с которым все задают вопросы: «Откуда вы берёте свои сюжеты?» и «Каковы ваши творческие планы?» меня удивляет.

Неужели все люди так стандартно, одинаково мыслят?

От этого вывода хочется застрелиться.

Нестандартно мыслить – это дар божий. Есть, правда, опасность прослыть идиотом. И оттого я все свои нестандартные мысли стараюсь держать при себе. И уж тем более, не излагать их в своих детективах.

Люди так уж устроены, что чтобы добиться у них успеха, нужно быть простой и понятной.

Хочу ли я добиться успеха?

Да, я хочу успеха, славы и денег. Особенно денег, потому что деньги – это свобода. А деньги, заработанные собственным трудом – это трижды свобода, потому что ты никому ничего не должен.

Пока мне платят мало. Но я верю, что тиражи вырастут, а гонорары взлетят до небес. И тогда… я стану богатой, успешной, знаменитой и бесконечно счастливой.

Впрочем, счастье у меня уже есть. У него два метра роста, внимательные глаза и бесконечное желание меня понять, какие бы фортеля я не выкидывала и какие бы нестандартные мысли не озвучивала. Такое счастье ни за какие деньги не купишь. Но иногда мне кажется, что… это тоже очень банально, стандартно и неперспективно – иметь такое счастье. Иногда мне кажется, что своим счастливым браком я потакаю общепринятым правилам и ненавистному стандартному мышлению. И тогда…

Тогда мне хочется ущипнуть своё счастье, слегка взбаламутить его, добавить туда соли, перца, а то и дёгтя.

Потому что больше всего на свете я не люблю штампы.

Потому что больше всего на свете я ненавижу, когда мне задают вопрос «Откуда вы берёте свои сюжеты?»

Если бы мне нужно было спросить о чём-то интересного человека, я задала бы вопрос:

– А какой величины пузырь из жвачки вы смогли бы надуть?!

Ответ на этот вопрос, мне кажется, может многое рассказать о человеке.

Барнаул встретил нас жарой и пробками на дорогах.

До аэропорта мы добирались два с половиной часа.

Герман беспрестанно пил воду и утирал пот со лба огромным несвежим платком. Ганс разделся до пояса и напевал под нос заунывную армянскую песню. Викторина вдруг вздумала ныть, что хочет мороженого.

Тяжелее всего было Рокки – у него была длинная шерсть и полная невозможность высказаться насчёт духоты и длинной дороги.

Бизя молча маневрировал в потоке машин, с беспокойством поглядывая на часы. Самолёт, на котором прилетал Елизар Мальцев, должен был приземлиться через тридцать минут.

Мы успели впритык. Рейс оказался чартерным, самолёт – грузовым. Какой-то дядька в форме работника аэропорта любезно пригласил нас с Бизоном выйти на лётное поле. В полном недоумении, мы смотрели, как опускается нижняя часть флюзеляжа, и по образовавшемуся трапу медленно съезжает чёрный «Гелендваген».

За рулём сидел сам Сазон Сазонович Сазонов, а вовсе не Мальцев. Вид у него был усталый и слегка отрешённый. На шее поблескивал золотой крест с неприлично большим бриллиантом. Окна в машине были настежь открыты, дед не признавал кондиционеров.