Елена Логунова - Банда отпетых дизайнеров

– И о чем только Бронич думал! Взял хороший цифровой аппарат и не прикупил к нему склерозу! – возмутилась я, вытряхнув на ладонь карточку памяти. – Тут всего шестнадцать мегабайт! Конечно, больше дюжины снимков не затолкаешь!

– Мы вроде только шесть кадров сделали? – припомнила подружка.

– Значит, еще шесть сделали до нас, – рассудила я. – Давай посмотрим, может, это какие-нибудь малоценные фотки, которыми можно пожертвовать ради наших высокохудожественных.

– Не думаю, что это прилично! – заволновалась хорошая девочка Трошкина.

А я нахально полезла смотреть чужие фотки. И вскоре поняла: права Алка, приличиями тут и не пахнет!

То есть на первый взгляд ничем таким особенным снимки не отличались. Это были довольно банальные парадно-выходные фотки из серии «Старик и море». Море было синего цвета, но называлось Черным, о чем свидетельствовала попавшая в кадр надпись на большом спасательном круге – «Черноморец». А стариком был наш дорогой и любимый шеф, Михаил Брониславич Савицкий собственной пузатой и плешивой персоной. На первом снимке он выглядывал из дырки того самого спасательного круга, на втором страстно обнимал искусственную пальму с сидящей на ней обезьяной. На третьем обезьяны не было, а Бронич был, и страстно обнимал он не пальму, а грудастую шатенку с такой пышной копной африканских косичек, что она вполне заменяла собой раскидистую пальмовую крону.

– О-ля-ля! Те же и Бронич! – насмешливо протянула я и передала фотоаппарат Алке. – Трошкина, ты знаешь, кто эта красотка?

– Конечно, знаю: это обезьянка породы «зеленая мартышка»! – с апломбом сказала бывшая отличница-медалистка, случайно нажав на кнопочку и взглянув не туда. – Симпатичная!

– Сама ты мартышка! Сюда смотри! – Я вывела на дисплей нужный снимок. – Я тебя вот про эту фифу спрашиваю! Знаешь, кто это?

– Нет, но она кажется мне гораздо менее симпатичной, чем зеленая мартышка! – заявила подружка.

– Правильно кажется, – кивнула я. – Женская интуиция тебя не подвела, эта краля с веревочной щеткой на голове – твоя соперница, правда, бывшая.

– Неужто Леночка Цибулькина? – Трошкина впилась взглядом в картинку на экране фотоаппарата. – Фу, какая вульгарная! Задница оттопыренная, как лошадиный круп, талия осиная, а сиськи, как у нахохлившегося голубя!

– Как тебе поставили пятерку по зоологии? Сиськи у голубя! – фыркнула я, заодно постаравшись ссутулиться, чтобы хоть на время сделать менее выдающимся свой собственный бюст – раз уж субтильная подружка так явно комплексует по этому поводу. – Да, это Леночка Цибулькина, царство ей небесное, я видела фотки в рамочках у нее дома.

– Царство ей небесное! – с напускной кротостью повторила Алка. И тут же ощерилась хищной улыбкой: – Вот, одна Зямина подруга уже совершила подъем к высотам без возможности обратного спуска!

По голосу чувствовалось, что Трошкина с удовольствием приветствовала бы безвозвратный уход на небеса всех Зяминых возлюбленных альпинисток-скалолазок. Я не стала развивать эту тему и с интересом просмотрела другие снимки из чужой фотосессии. На четвертой картинке Леночка Цибулькина была запечатлена в ресторане, за столиком, в вечернем платье и с бокалом в руке. На пятом – топлес на деревянной скамье сауны, на шестом – в чем мать родила на просторном двуспальном ложе. Причем в последнем случае в кадр попали и мужские брюки, небрежно брошенные на спинку кровати.

– Да, познавательные фотографии, – сказала я, не решившись уничтожить ни одну из них. – Иллюстрированная хроника морального падения!

– По крайней мере, теперь я понимаю, почему шеф дал поручение забрать от офиса его «Тойоту» не собственной любящей супруге, а тебе, – сказала Алка. – Видно, вовремя вспомнил про нашпигованный компрометирующими фотками фотоаппарат в бардачке! Думаю, знакомство с этими снимками могло развеять святую веру наивной Ангелины Павловны в непорочности морального облика ее супруга!

– Вот интересно, что бы она тогда сделала? Убила его? Или ее? Или их обоих? – принялась гадать я.

За интересным разговором мы ушли от реки. Трошкину тема мужских преступлений и женских наказаний так увлекла, что она даже забыла обуться, поднялась на обрыв босиком, с босоножками в руках. Подошла к машине, взглянула на нее с необоснованной неприязнью, заявила:

– Небось, Бронич и эту крутую тачку купил для того, чтобы свою вульгарную фифу катать! – и попыталась пнуть ни в чем не повинную «Тойоту» в заднее колесо.