Наталья Александрова: Соло для часов с секретом

С этими словами она вылетела из кафе, впрыгнула в двухместную дамскую «БМВ» и умчалась в голубую даль.

Лола посмотрела вслед машине и расслабила мышцы лица, до этого сведенные в постоянную улыбку. Пу И боднул ее головой в живот, умильно глядя на недоеденную трубочку.

– Вот так-то, Пуишечка! – проговорила Лола, отламывая маленькие кусочки пирожного и скармливая их песику. – Кто-то выходит замуж третий раз, а кому-то остается только ловить букет! Мы с тобой чужие на этом празднике жизни!

Пу И, который в это время аппетитно хрустел ореховой трубочкой, не разделял грустных взглядов хозяйки, но на всякий случай сочувственно тявкнул.

– Только ты меня понимаешь! – печально вздохнула Лола. – А Ленька, этот бесчувственный чурбан, этот грубый, эгоистичный, самовлюбленный, как все мужчины, тип, совершенно не интересуется моими чувствами и надеждами!

Леонид Марков, более известный под аристократической кличкой Маркиз, действительно в этот момент не думал о чувствах и надеждах своей боевой подруги и верной соратницы по бизнесу. Он сидел в уютном загородном ресторане напротив аккуратно одетого мужчины лет тридцати и внимательно его слушал.

– Итак, – говорил Ленин собеседник, потирая переносицу. – Как я вам уже сказал, у моего отца было три сына. Двое старших – от законной жены, и я – от… любимой женщины. Папа был довольно удачливым бизнесменом, проблем с деньгами ни у меня, ни у моих братьев никогда не было. И относился он к нам всегда очень хорошо, причем не делал разницы между мной и старшими. Может быть, ко мне он был даже больше привязан… знаете, младший ребенок…

– Ну да, ну да, – поддержал его Маркиз. – Последняя попытка… все такое…

– В этом году отца не стало, – продолжал собеседник. – Семейный юрист огласил его завещание… Честно говоря, я был немало удивлен. Старшему брату, Валерию, он оставил свою фирму, второму, Сергею, – прекрасный загородный дом в Комарове, на берегу озера, а мне…

– Кота? – подсказал Маркиз.

– Кота? Почему кота? – недоуменно переспросил мужчина. – Нет, мне он оставил карманные часы…

– Золотые? С бриллиантами? – уточнил Леня. – Работы Фаберже?

– Нет, довольно скромные часы. Серебряные, с музыкой…

– Обидно! – протянул Маркиз. – Надо думать, вы рассчитывали на большее?

– Да уж… – его собеседник наклонил голову, – как вспомню свое тогдашнее состояние… Часики и письмо на память…

Михаил вышел от нотариуса в отвратительном настроении.

Дорогой папочка умудрился с того света плюнуть ему в душу. И ему, и его матери. Вся его родительская любовь оказалась пустым звуком, сплошным лицемерием!

Впрочем, мама не слишком расстроится, она давно уже вышла замуж и выбросила своего прежнего возлюбленного из головы и из собственной жизни. И он, Михаил, очень ее понимает. Он и раньше ее понимал, десять лет назад, когда она, смущаясь и отводя глаза, привела в их маленькую квартирку высокого мужчину с обветренным красным лицом и крупными рабочими руками.

Первое впечатление было отталкивающим. Михаил не мог себе представить их вместе. Его мать – умница и красавица, тонкая художественная натура – и этот мужлан, что у них может быть общего? Наблюдая исподтишка, как мать льнет к этому незнакомому типу, как переглядываются они, вспоминая о чем-то своем, только им памятном и понятном, Михаил пришел в совершенную ярость и как скверный мальчишка наябедничал отцу.

До сих пор его бросает в жар от стыда за содеянное! И ведь не ребенок уже был, в институте учился! Отец к тому времени приходил к ним домой крайне редко, они с Михаилом встречались на стороне. Он, конечно, давал деньги на жизнь, но для себя мама ничего не просила.

После их разговора отец явился к ним, выбрав время, когда она была одна. Михаил, вернувшись из института, застал отголоски скандала. Отец кричал срывающимся голосом что-то насчет того, что он не намерен содержать маминых любовников. Михаил оскорбился за мать, но вспомнил, что он и сам в этой истории выглядел отвратительно.

Мама молчала, как и всегда. Она никогда не упрекала отца, что он в общем-то испортил ей жизнь. Девчонкой она полюбила женатого человека на двадцать лет старше себя, поверила всем его обещаниям, родила сына. Ей пришлось бросить учебу в Мухинке и запереться в крошечной двухкомнатной квартирке, которую отец выхлопотал, пользуясь своим высоким по тем временам положением. Если бы не ребенок, она могла бы достичь многого, у нее признавали талант. Однако зарабатывала она на жизнь расписыванием пасхальных яиц, детские годы Миши ассоциируются с едким запахом лака.