Татьяна Луганцева - Фуэте на пороховой бочке

– Петр мне ничего не говорил, – покачала головой Зоя Федоровна. – Просто я уверена, что он никогда бы не сделал того, что ему приписали. А с учетом того факта, что в операционной присутствовала обманутая любовница… Но самое главное, что никто не обратил внимания на один очень интересный факт. За год до этого Мишу оперировал Петр, а не профессор Алферов. Почему? Ведь травма у Миши была серьезная, а как хирург Наум был более опытным. И ты не могла не обратиться к нему с просьбой спасти сына. Вашего сына. Но оперировал Петр. Значит, Наум отказался?

Насте показалось, что в звенящей тишине все перестали не то чтобы жевать и глотать, а даже дышать. Галина Петровна опустила голову, а потом и плечи.

– Да… Я лежала у него в ногах, когда произошло несчастье, умоляла его спасти нашего сына. Пусть он его не любил и уже не ждал от него гениальности, но он же был его крови! А Наум лишь хладнокровно ответил мне, что сейчас не его смена, что Миша для него рядовой пациент, а его травма не представляет для него как для ученого никакого интереса, так как с подобной травмой он уже спасал человека, а повторные случаи он не любит. И все это время за стеной лежал мой мальчик и истекал кровью. Кем же это надо было быть? Даже зверь заступается за своих детенышей! Петр стал случайным свидетелем нашего разговора и был ошеломлен жестокостью своего учителя. Тогда он и узнал, что Миша – ребенок профессора Алферова. Петр взял Мишу на операцию и, хотя было мало шансов, что без профессора он справится с таким трудным случаем, все же спас его. Спасибо ему за это! Но потому мне еще больнее, что именно ему Наум отдал свои деньги и квартиру.

– Ты недалеко ушла от Наума. Вы стоили друг друга, – презрительно посмотрела на женщину Зоя Федоровна.

– Да, я тоже стала зверем. Всю свою последующую жизнь я посвятила вынашиванию мести. И когда Наум сам попал на операционный стол, сразу поняла, что лучшей возможности поквитаться с ним за все мои унижения и страдания и за Мишу у меня не будет. Сама судьба привела его в мои руки! Наум все равно вряд ли бы выкарабкался, а я еще ввела ему два несовместимых лекарства. Это заметил только Петр и понял мою боль. Он взял вину на себя, хотя был ни при чем, потому что знал, из-за чего я так сделала. Довольны?

Но довольных лиц за столом не было.

– Вот тебе и Рождество… – прошептала Настя.

– Самое счастливое Рождество для твоего Петра, – поправил ее Борис Всеволодович. – Понятые, все слышали?

– Да, – в один голос ответили Дмитрий Дегтярев и соседи Зои Федоровны.

Молчала только одна Галина Петровна. Но она уже все сказала, что хотела и что могла.

– Никогда не была в таких серьезных заведениях. Медицинская академия! С ума сойти! У нас в училище царила творческая атмосфера, хоть и были свои законы, свои правила гласные и негласные, – говорила Настя, прижавшись к любимому мужчине.

Петра вот уже как неделю выпустили из изолятора, полностью оправдав. Он заплатил только штраф за незаконно проведенную операцию, так как пострадавшая, то есть вообще-то выздоровевшая Настя, и не думала жаловаться на него. С того момента они больше и не расставались. Настя и не предполагала, что можно так долго смотреть друг другу в глаза и при этом столь много видеть, несмотря на то, что они часто молчали или начинали говорить одновременно.

– Мне даже больно от счастья, – признался Петр.

– Почему больно? – спросила Настя.

– Потому что ты моя половинка. Когда они разрываются и расстаются, людям больно. И когда соединяются, тоже больно, пока все не приживется. Мне будет больно, пока я не пойму, что больше никогда тебя не потеряю.

– Конечно, никогда! – успокоила его Настя.

Именно она уговорила Петра прийти в академию и восстановить свой статус оперирующего хирурга, раз уж все обвинения с него были сняты. Петр пришел на экзамен, совершенно не волнуясь.

– Удивительно… Ты не нервничаешь? – спросила его Настя, которая уже успела соскучиться по нему даже за то короткое время, пока длился экзамен.

– Я – хирург, и у меня стальные нервы. А чего мне бояться? В своей дисциплине я знал и знаю все, а навыки потерять просто невозможно, – ответил он, не выпуская ее из своих объятий. – Скажи, а если бы меня осудили, ты ждала бы меня?

– Нет, я не смогла бы. Мне пришлось бы поменять пол и попасть к тебе на зону, иначе бы я сошла с ума.

– Сколько времени мы потеряли…

– Целую вечность, – согласилась Настя, прильнув к нему и не сводя с него глаз.