Наталья Александрова - Цветок фикуса

– Скажите, какая это квартира? – спросила она, медленно поворачиваясь.

Ответа она не услышала – на ее голову обрушился удар, и Настя провалилась в бездонную темноту. В темноту без звуков, без прикосновений.

Через какое-то время из этой темноты проступило первое ощущение.

Лучше бы его не было!

Это была боль.

Болела голова от удара, и еще почему-то болели запястья и щиколотки.

Настя застонала, пошевелилась и приоткрыла глаза.

В первый момент свет показался ей ослепительным, и она снова зажмурилась. Однако прятаться от действительности было не в ее правилах, и, немного выждав, Настя снова открыла глаза.

На этот раз ей удалось разглядеть окружающее.

То есть разглядела-то она не очень много – настольную лампу, полупустую комнату и внимательно наблюдающего за ней молодого мужчину.

Мужчина был бы довольно привлекательным, даже, пожалуй, красивым, и шрам на левой щеке нисколько не портил его. Портило его другое – выражение лица.

Его лицо было самоуверенным, безжалостным и одновременно испуганным. Словно он чего-то боялся и хотел передать этот свой страх другим, как будто это избавило бы от страха его самого.

И еще это лицо показалось Насте смутно знакомым. Кажется, она несколько раз видела этого человека в последние дни, он мелькал среди уличной толпы, пристально смотрел на нее из ресторанного зала… но не только это.

Она видела его когда-то давно, очень давно.

Когда он еще не был таким взрослым, да и она сама была совсем девчонкой.

Настя пошевелилась, попробовала устроиться поудобнее и только тогда поняла, почему болят ее запястья и щиколотки.

Она была туго связана по рукам и ногам толстой бельевой веревкой. Руки, кроме того, были накрепко привязаны к подлокотникам тяжелого старинного кресла.

– Кто… кто вы? – непослушным, охрипшим голосом спросила Настя. – Что вам от меня нужно?

Он ничего не ответил, только внимательно разглядывал ее, словно пытаясь узнать после долгого расставания.

– Вы, наверное, с кем-то меня перепутали… – проговорила девушка. – Я не представляю для вас никакого интереса… у меня нет денег…

– Нет, я тебя ни с кем не перепутал, – отозвался наконец мужчина. Голос его оказался приятным – мягкий бархатистый баритон. Такой голос должен вызывать доверие. – Я тебя узнал, – продолжил он, – и мне кажется, ты тоже меня узнала…

И тут Настя действительно вспомнила, где она раньше видела это лицо.

С тех пор прошло примерно пятнадцать лет. Они, пять девочек, ехали в прокаленном солнцем поезде. За окнами проносились бесконечные выгоревшие степи, скучные сонные полустанки, пропыленные рабочие поселки. Поезд шел долго, бесконечно долго. Девочки болтали, смеялись, пели. Пели они хорошо – ведь они впятером составляли детский вокальный ансамбль «Звездочка». Пять девочек, пять лучей звездочки – Эля Маленко, Таня Ермакова, Лена Серебровская, Маша Чонишвили и она, Настя Рубинина. В составе этого ансамбля они ездили на фестиваль детских самодеятельных ансамблей, который Гостелерадио проводило в крупном сибирском городе. Удачно выступив на фестивале, «Звездочка» возвращалась домой, в Петербург. Сопровождала девочек славная немолодая женщина Варвара Степановна, сотрудница петербургского радио.

Дорога была долгая, но они не скучали.

Особенно после того, как познакомились с двумя мальчиками из соседнего вагона. Мальчики были года на два старше их и ехали тоже в Петербург. Таня Ермакова, кажется, даже успела влюбиться в одного из них… как же его звали? Юра! А второй – Сережа… вот и имена всплыли в памяти…

Пятнадцать лет отмотались назад, как выцветшая пленка кинохроники, и Настя узнала это лицо. Сквозь взрослые, самоуверенные черты проступила мальчишеская растерянность, неуверенный, беспомощный взгляд…

– Сережа! – удивленно проговорила Настя. – Это… это ты?

– Узнала! – проговорил он с тяжелым вздохом. – Этого-то я и боялся! Ну, что поделаешь! Ты сама во всем виновата…

– В чем виновата, Сережа? – удивленно проговорила девушка. – Что ты делаешь? Зачем… зачем ты это делаешь?

– Я не Сережа! – выдохнул он с ненавистью. – Я Юра! Понятно? Юра!

Он и сам уже верил в это. Ему казалось, что он действительно стал Юрой Магницким.

Собственно, он ничего не сделал. Судьба сама сыграла с ним эту шутку.

Сережа Калганов жил с матерью в небольшом сибирском городке.

Мать его, пожалуй, любила. Но только еще больше она любила пить дешевую водку или портвейн с работягами-строителями. Сколько раз Сережа видел ее на лавочке в соседнем дворе в компании трех-четырех небритых мужиков в робах и ватниках. Потом ее приводили домой, иногда приносили. Иногда она сама спускалась по шатким ступенькам в их полуподвальную комнату, размазывала по щекам пьяные слезы и бормотала: