— По-моему, все предельно ясно. Месяц назад я озвучил госпоже Долининой свои соображения по новому дизайну, а она должна была воплотить их в жизнь. Она этого не сделала — более того, скрыла мое требование от руководства издательства. Я ведь правильно понял, Сергей Васильевич? Вы были не в курсе? Или… — Турищев угрожающе сдвинул брови, — или вы все знали и намеренно проигнорировали мое мнение?
— Не знал, не знал, — замахал руками Жуков. — Что вы! Как я мог проигнорировать ваше мнение? Но, раз так получилось, возможно, оно и к лучшему? Книга выйдет в привычном оформлении… читатель сразу ее узнает, выделит на прилавке…
— Читателю незачем выделять мою книгу на прилавке, — ледяным тоном парировал Турищев. — Он подойдет и попросит… нет, потребует последнее произведение Арт Тура. И, увидев необычную обложку, сразу поймет, что в моем творчестве наступил новый этап.
— Ты не должен решать такие вопросы самостоятельно, — возразила Лайма. — Следует сперва просчитать, будет ли это коммерчески выгодно. Девушка права, что тебя не послушалась. Но не права, что скрыла все от нас. Девушка, это безусловное нарушение субординации.
Катя с трудом сдержалась, чтобы не сообщить, сколько лет она уже не девушка. Лайма нередко появлялась в издательстве, однако не удосужилась выучить ни одного имени — кроме, разумеется, имен начальства.
— Я в первый раз слышу о новой концепции обложки, — стараясь быть спокойной, произнесла Катя вслух.
— Сперва я грешил на женскую забывчивость, — словно об отсутствующей, продолжил Турищев. — Но теперь склоняюсь к мысли, что госпожа Долинина действовала намеренно. Это саботаж.
— Ну, что вы! — горячо вступился Жуков. — Катя на это не способна. Забывчивость, тут одна забывчивость. Молодая, красивая девушка, ветер в голове. Простим ее на первый раз и выпустим еще одну книгу в старом дизайне. Лайма права, мы обязаны уложиться в срок. Бизнес есть бизнес, вы же понимаете, Артем Андреевич.
Турищев возмущенно фыркнул, а потом вдруг повернулся к Кате и посмотрел на нее… трудно описать… с ненавистью, торжеством и тоской одновременно. «За что? — поразилась Катя. — Мы почти незнакомы, а так смотрят на тех, кто задел тебя до самой глубины души. Но он ведь действительно ни слова не говорил мне про новую концепцию, и он не может этого не знать!»
Странный взгляд длился одно мгновение.
— Новый дизайн к сроку не придумать, согласен, — обратился Турищев к Жукову. — Но прощать госпоже Долининой я не намерен. Надеюсь, вы понимаете, что она должна быть уволена?
— Но… но она это впервые, — залепетал Жуков. — Может быть, вы не будете… она… Катя, вы ведь обещаете впредь…
— Артем Андреевич ничего не говорил мне о новой концепции обложки, — глядя прямо в глаза коммерческому директору, твердо произнесла Катя.
«Пусть выбирает, — неожиданно решила она. — А мне все равно. Уйду я отсюда. Надоело».
— Думаю, она подкуплена нашими врагами, — с горечью поведал писатель. — Надеюсь, вы понимаете, что, пока эта особа имеет отношение к моим книгам, я не смогу продуктивно творить?
— Мы не подпустим ее к вашим книгам, — с готовностью пообещал Жуков.
— Она вообще не должна больше работать в издательстве. Ни дня.
Жуков посмотрел на Катю и, кажется, подмигнул.
— Вы правы, Артем Андреевич. С этого момента Долинина уволена.
— Таким людям не место в литературной среде, — слегка улыбнулся Турищев. — Пусть оформляет витрины магазинов. Надеюсь, я сумею открыть глаза на вопиющий непрофессионализм Долининой всему издательскому миру. На это у меня хватит авторитета.
«Сволочь», — подумала Катя, хотя огорчения не чувствовала. Ей стало легко и даже весело, но веселье это было недобрым. Страшно захотелось на прощание задеть Турищева как можно больнее. Не из каких-то особых соображений — просто из вредности.
Долговременный конфликт со свояком не прошел даром — Катя умела найти у человека больное место. Какая-то потусторонняя сила заставила сделать простодушное лицо, захлопать ресницами и сказать:
— Простите, Артем Андреевич. Женщины вечно забывают, что и у мужчин есть критический возраст. Я должна была догадаться по тому, как изменились ваши книги. Вы не переживайте, пожалуйста, гормональный фон стабилизируется, и все наладится…
Выпад был не лучшего тона, даже откровенно вульгарный, но Катя откуда-то знала, что требуется именно это, и не ошиблась. Лицо Турищева исказилось.
— Идиотка! — фальцетом заорал он. — Ты никому не нужна, поняла? Ты и твои чертовы картинки. Всем на них плевать, потому что ты — никто, а я гений! Я гений, вы все узнаете это и не посмеете больше, никогда не посмеете…
Читать дальше