Дарья Донцова - Сафари на черепашку

– Дедуля, – донесся из коридора задорный голос, – дай мне денег, пожалуйста.

– Славочка, – мигом засуетился старик, – глянь в коробке, на кухне.

– Там только тысяча.

– Тебе не хватит?

– Конечно, нет, – прозвучало в ответ, и в кабинет быстрым шагом вошел очень красивый юноша, похожий на цыгана. Черные блестящие волосы парня вились кольцами. Думаю, не одна девушка с удовольствием поменялась бы со Славиком кудрями, впрочем, не отказались бы прелестницы и от выразительных, огромных карих глаз, красиво очерченных губ и нежного румянца на смуглой коже.

Влетев в комнату, юноша замер, он явно ожидал найти дедушку в одиночестве и был слегка удивлен, увидев меня.

– Слава, – быстро заговорил Владилен Карлович, – познакомься, пожалуйста, это Иван Павлович, сын известного прозаика Павла Подушкина. Ваня дружил с твоим отцом, можно сказать, был одним из лучших приятелей Бори. Сейчас Ваня трудится на телевидении, он задумал снять фильм о твоей маме…

Речь Загребского текла словно полноводная река, я сдержанно улыбался. Человеческая память странная штука, мы, даже опираясь на воспоминания прямых свидетелей событий, никогда не узнаем истины, потому что каждый воспринимает действительность так, как ему хочется. Я практически не общался с сыном Загребского, сейчас даже не способен припомнить его лица, но Владилен Карлович совершенно искренне считает меня товарищем погибшего Бориса. И почему, если я ни словом не обмолвился о цели визита, профессору пришла на ум мысль о фильме?

Славик тоже почтительно слушал деда, скорей всего, ему привили хорошие манеры, потому что он не перебивал старика, дождался, пока Загребский завершил пространную речь, и протянул мне руку:

– Рад знакомству.

Я пожал узкую ладонь Славика, она оказалась сухой и крепкой.

– Дедушка, – обратился к Загребскому Слава, – мне для успешной сдачи сессии нужны книги, вот список.

Владилен Карлович водрузил на нос очки и ахнул:

– Матерь Божья! Это что за цены!

– Не знаю, – пожал плечами Слава, – это еще со скидкой, в ларьке института дают, в магазине вообще не подступиться. Я бы и сам купил, да вот беда, у Ани скоро день рождения, надо подарок дарить.

Загребский открыл ящик письменного стола и начал шуршать бумажками.

– Вот, держи, – сказал он, протягивая внуку купюры, – купи книги. А насчет дня рождения Ани… Извини, дружочек, я никогда не вмешивался в твою личную жизнь и, пойми меня правильно, не подвергаю сомнению ни внешние данные твоей девочки, ни душевные качества, только в связи с рядом событий она, учитывая ее происхождение, никак не имеет права посещать наш дом. Честь выше любви, на эту тему, кстати, было написано много произведений, допустим…

Тут у профессора запершило в горле, и он снова схватился за питье.

– Дедуля, – Слава мгновенно воспользовался образовавшейся в разговоре паузой, – я рассуждаю так же, как и ты, но, посуди сам, прилично ли из-за того, что мать мерзавка, дать от ворот поворот дочери?

– Сын за отца не ответчик, – прокашлял Владилен Карлович, – это еще Сталин сказал, правда, в нашем случае дочь за мать. Умом я это понимаю, но сердцем принять Аню не способен.

– Дед, ты не дал мне договорить!

– Прости, Слава, – вздохнул профессор, – слушаю тебя внимательно.

– Я тоже более не испытываю к Ане нежных чувств, – заявил внук, – но нельзя же просто отшвырнуть женщину, с которой тебя связывали чувства? Неблагородно это.

Я с одобрением посмотрел на Славу, что бы там ни говорили, но на почве хорошей генетики, удобренной правильным воспитанием, вырастают радующие всех цветы. Честно говоря, я думал, что подобных юношей уже не существует. Это мы с приятелями во времена славной молодости употребляли слово «благородно» и боялись обидеть девушку не то что действием, а даже взглядом. Букетно-конфетная стадия ухаживаний плавно перетекала в кино-театральную, затем кафе-ресторанную, и часто на этом роман обрывался. Наши девушки не были раскрепощены, и они знали себе цену, просто так, ради спортивного азарта, в постель не укладывались. Это сейчас постель не повод для знакомства. Мне порой кажется, что мы были излишне наивны и упустили лучшие годы, нынешние молодые агрессивны, может, они правы? Жизнь дается один раз. В общем, я считал, что слово «благородство» сегодня не в чести, и вот, пожалуйста, вижу Славика, внука, любовно взращенного Загребским.

– Сам я на торжество не пойду, – пояснил меж тем юноша, – Ане от меня принесут букет, коробку с колечком и открытку с пожеланием счастья. В конце я в ней приписал: «Прости, нас разлучают обстоятельства, память о тебе навсегда останется в моем сердце, прощай, мы не встретимся более».