Дарья Донцова - Летучий самозванец

— Что ты за человек! — горько сказала я. — Боялась, что на свет выползут твои личные мерзкие тайны, ради собственной безопасности потакала преступнику. Василий Олегович не один год издевался над детьми. Надо же до такого додуматься — основать приют на потребу сексуальному маньяку!

— Ты ничего не поняла и никогда не поймешь, — возразила Катя. — Наоборот, я спасала девочек. Сколько бы из них умерло в детдомах или пропало без вести после того, как их вытолкнули во взрослую жизнь? А я вручала воспитанницам ключи от светлого будущего!

— В особенности тем, кто попал к Роману, — уточнила я. — Им очень повезло. А теперь посмотри на Свету! Потвоему, она нормальна?

— Я не псих, — зашипела Глаголева. — Это Лизка была с кривой крышей! Ирка ко мне приперлась ночью, говорит: «Суханова оборзела, выгнала меня из каюты, силой вытолкала и приказала: «Молчи, иначе с палубы завтра тебя сброшу, ты плаваешь стилем «топор», вмиг потонешь. Мне надо с папочкой без посторонних поговорить, рассказать ему о своей любви». Я возмутилась! Какого хрена она на себя одеяло тянет! Я папочку люблю больше всех, но мне и в голову не придет так хамить. Ну я и побежала в каюту, где Лизавета без спроса расположилась! Та заорала, а я ей подушку на лицо кинула и прижала! Я не хотела убивать! Ейбогу! Случайно все вышло!

— Ты задушила Суханову, — потрясенно сказала я. — Потом забежала в туалет…

— Меня тошнило, — жалобно уточнила Света.

— …потеряла заколку, — медленно говорила я, — решила замести следы, выбросила красную подушку, притащила черную. Это глупо, но ты почемуто подумала, что количество думок на диване должно остаться прежним. Управилась ты быстро, а потом затаилась в коридоре, увидела, как Катерина спешно убирает все, что может намекнуть на пребывание в каюте Василия Олеговича, и решила свалить свою вину на Самойлову!

Света заколотила кулачками по дивану:

— Она не любила папочку! И Лизка тоже! Он должен был остаться со мной!

Я повернулась к Кате:

— Можешь полюбоваться на дело своих рук! Стокгольмский синдром! Глаголева безумна! Наверное, и Иру она убила.

Светлана потухла, словно задутая ветром свечка:

— Нет, ей правда плохо стало. Я вернулась к себе и рассказала Поповой: «Катя Лизу задушила. Нам надо сказать, что мы обе директрису видели!» А Ирка прям посинела… потом захрипела… я ее еле водой отпоила. Но утром за завтраком она мне нормальной казалась.

Катерина начала ломать пальцы. Света бросилась ей на шею:

— Я не виновата! Я не хотела! Лиза папочку не любила, она боялась, что он про нее забудет и ее Роману отдадут! Простите меня!

Самойлова обняла рыдающую девочку:

— Конечно, солнышко, я с тобой. Больше никому ни слова!

Пока я сидела в каюте Кати, теплоход плыл в сторону Вакулова и, в конце концов, пришвартовался. На причале нас ждали две машины «Скорой помощи» и местные милиционеры, все, как на подбор, пузатые, одышливые, со вспотевшими лбами. Один из них моментально ринулся к Юре и отрапортовал:

— Виталий Матвеевич уже седьмой раз из Москвы звонит, волнуется, ваш сотовый недоступен.

Шумаков, подавив улыбку, ответил:

— Спасибо, вы разрешите мне соединиться с начальством из отдела?

— Не вопрос, — кивнул пузан.

Тела Василия Олеговича и Марфы погрузили в одну машину, во вторую впихнули носилки с Игорем, пассажиры и члены экипажа побрели в местное отделение пешком.

— Мы с Виолой Ленинидовной запрем все каюты и придем следом, — сказал Юра. — Обеспечьте охрану места происшествия.

— Ясно, — подобострастно ответил главный Шерлок Холмс из Вакулова.

Мы с Юрой решили обойти весь теплоход. Я спустилась на нижний уровень, тщательно закрыла каюту экипажа, прошла по коридору до конца и нашла еще одну дверь, без замочной скважины. Я толкнула ее и втиснулась в узкое пространство, пошарила рукой по стене и нажала на выключатель. Скупой Иван Васильевич ввернул в патрон слабую лампочку, но после темноты свет показался мне ослепительноярким. Я зажмурилась, пошатнулась, инстинктивно уцепилась за нечто, весьма удачно оказавшееся под рукой, и удивилась. Полное ощущение, что я схватилась за влажную тряпку. Глаза открылись, я поморгала и… обалдела.

Кладовка оказалась неожиданно длинной. Две ее стены были заняты железными стеллажами с разной лабудой, к третьей, торцевой, крепилась кровать, на которой в странной позе лицом вниз лежал мужик. Неизвестный был одет в мятую рубашку и грязные джинсы, одна его рука безвольно свисала, пальцы мертвеца — а человек, несомненно, был мертв — почти касались пола.