Дарья Калинина - Полюблю и отравлю

Из всей этой пламенной речи подруги сделали совсем не тот вывод, какой ожидала толстуха. Стенания по поводу горькой ее судьбы девушки пропустили мимо ушей, а вот имя Натальи зацепило их.

– Значит, вы знали бывшую хозяйку этой квартиры? – воскликнула Кира.

– Наталью? А как же! Знала, конечно. Сколько лет в одном доме, как бы я ее не знала! И ее, и детишек ее. И мужиков ее, и первого, и второго. Всех знала!

– И вы знали, что первый муж Натальи умер от водки?

– От нее самой! – радостно подтвердила розовая толстуха. – Загнулся как миленький. И очень хорошо получилось! Наташке просто повезло! Сказочно! Волшебно! Все мы так считали и считаем!

– Почему повезло?

– А потому что Витька этот ее бывший – он с моим Федькой два сапога пара были. Что один алкоголик, дня не проходит, чтобы он не нажрался, что второй такой же приползал. Но мой Федька – он хотя бы тихий, напьется, поплачет да и спать на бочок. А Витька – он буйный был. Наталья от него вся в синяках бегала. Да и детям доставалось, особенно мальчишке.

– Сергею?

– А вы откуда знаете? – насторожилась толстуха. – Евдокимовна вас подослала?

– Кто?

– Значит, не от нее. Или придуриваетесь, что Евдокимовны не знаете?

– Нет, мы честно не от нее. Мы расследуем убийство Алексея.

– Кто это?

– Алексей – второй муж вашей соседки.

– Лешка! – ахнула толстуха. – И че? Говорите, убили его?

– Убили.

– Да как же это? – схватилась за голову тетка. – Да что же это? Ох, девки! Вы в дом проходите! Что на лестнице-то толочься! Такое дело… Ух! Заходите, одним словом!

И провела в большую, но как-то несуразно обставленную квартиру – старые лыжи тут соседствовали с новеньким гардеробом с зеркальными дверцами, а щербатая грубая столешница накрывала изумительный и прехорошенький сервировочный столик с тонкими оленьими ножками. Шелковый ковер на полу, а чуть в отдалении какая-то замусоленная тряпка, едва ли достойная называться ковровым покрытием.

Создавалось ощущение, что в квартире живут два человека с диаметрально противоположными взглядами на жизнь. Один барахольщик и старьевщик, а другой неплохо зарабатывающий и тяготеющий к прекрасному.

– Заходите, заходите, – проворно убирая подальше с глаз гостей колченогую табуретку, место которой было разве что на помойке, и выдвигая новенькие, сверкающие свежим лаком стульчики, говорила толстуха. – Убили, говорите, Лешку? Вот жалость-то какая! Хороший мужик. И детишек, что своих, что чужих, не обижал никогда. Я ведь тогда дверь в дверь с ними жила. Вон моя квартирка, напротив. Одна комната у нас была. А как Наталья с Лешкой съезжать стали, так я своего алкоголика и уговорила на обмен. Свою мы халупу продали, а у Натальи купили. И проценты агентству платить не пришлось! А то ведь они десятину возьмут, не постесняются. Да и Евдокимовне нос очень уж хотелось натянуть. Она ведь приходила к нам, Наталью искала. А как узнала, что они с Алексеем фатерку свою продали, аж затряслась от злости вся! Так ей и надо, дуре злобной!

– А кто она такая?

– Евдокимовна?

– Да.

– Мать Витькина. Свекровь, значит, Наташкина. Неужели Наталья вам про нее не рассказывала?

– Нет. Как-то не пришлось.

– Гадина еще та! – вдохновилась толстуха. – Как Витька помер, все хотела Наталью с насиженного места с детьми согнать. Дескать, квартира сыну принадлежала, да ведь сын помер, значит, она тут снова хозяйка.

– И что?

– Наталья, ясное дело, в отказ. С Витькой столько лет она мучилась, да выходит, задаром? Голышом обратно к себе убираться прикажете? Ну она и послала Витькину мать вместе с ее претензиями куда подальше. Ну, а Евдокимовна этим не успокоилась. Все приезжала, все требовала. Одно время даже в суд собиралась идти.

– Зачем?

– Как это зачем? Квартиру сынову у невестки отсуживать.

– Но не вышло?

– Да ничего у нее не получилось. Ей нотариус все популярно объяснила. Что помимо нее самой у Витьки еще двое наследников имеется. Сергею по-любому доля полагается, он же парень! Ни о какой передаче квартиры в личную собственность одной Евдокимовны речи даже идти не может. Все Наталье должно достаться, а после нее уже сыну или другим детям.

– И все?

– Все, да не все. Евдокимовна с таким решением не смирилась. Да и с чего ей мириться, коли она из той породы, у которых и зимой снегу не выпросишь. Жадная до ужаса. Все ей одной достаться должно.

– Почему?

– Дура она! Все картины голодной старости ей мерещатся. Вот и гребет под себя изо всех сил. А того, глупая, не понимала, что не квартиру на себя тянуть надо было, а внука. Один он у нее остался. Сын помер. С невесткой отношения никакие. Значит, внучка нужно задабривать.