— А, для значимости? Тогда подожди, сейчас мой дворецкий доставит "Глобал Идиотс Ревю".
Веник повернулся к зеркалу боком и, по обыкновению, сильно ссутулился, отчего отражение превратилось в пыльный вопросительный знак.
— Звучит органично, надо будет взять на ум. Дипломы и паспорта купил?
— Я кивнул, надел выходной серый плащ, уже с год как ставший повседневным, и мы вышли из квартиры.
Красный ушастый «Запорожец» Липского застонал под тяжестью наших тел, попытался взреветь, конвульсивно дернулся и затих.
— Хорошие у него судороги! Скоротечные. Не иначе бруцеллез!?
— О, ему нужен только дружеский пинок под глушитель! — заверил шофер и выполз наружу.
Примерно со второго выхода машина вздрогнула, подумала и завелась.
Выбрызгав стылую ноябрьскую лужу на троицу задумчивых утренних алкашей, мы выскочили на проспект и резво покатили в сторону Триумфальной арки.
— Ну, ты великий шаман! — восхитился я. — И куда мы теперь?
— Рядом. Одно уютное местечко — московская резиденция компании "Фарма Трейд Интернейшнл". Тебя будут лицезреть, а затем дадут валюту.
— Стрипшоу?
— Экс-пе-ди-ци-я, — пояснил он тоном учителя младших классов.
— Но что-нибудь говорить мне нужно?
Веник натужно заскрипел сидением — это означало, что он небрежно развалился:
— Говорить буду я, а ты только улыбайся и делай вид, что всё понимаешь. Если правым глазом мигну, то подпишешь контракт, если левым — устроишь истерику. Смотри, не перепутай!
— Понял. Может, при входе песню спеть?
Партнер посмотрел на меня с сожалением:
— Не комплексуй. Практически, вопрос решен — твоя кандидатура фирму устраивает. Откровенно говоря, когда мы коснулись выбора напарника, на тебя указали раньше, чем я успел предложить. Даже удивительно, что они так хорошо информированы.
— В смысле?
— О наших с тобой достижениях. Разумеется, фирма располагала только сухими анкетными данными, но я добавил ряд ярких эпизодов из совместной научной деятельности…
— Представляю! — мне захотелось бежать. — Не иначе, как я трудился под твоим чутким руководством?
— Не понимаю, что тут обидного? Кто-то же должен быть главным! Короче, твой послужной список им известен, в том числе с моих слов. Их всё устраивает, хотя и с оговоркой…
Надо же — совсем как мою бывшую половину.
— С какой?
— Ну, они полностью доверяют моему выбору, потому что никого больше это не колышет. Возьму плохого напарника — мне же будет тяжелее. Взял бы жену, но негде!
Веник тоже всех устраивал с оговорками. И то не надолго.
Мы свернули, проскочили узкий дугообразный тоннель и вскоре припарковались напротив красивого трёхэтажного особняка с гипсовыми всадниками на циркульном фронтоне.
Никакой вывески над входом не было, но у резных дубовых дверей дежурил хмурый охранник в пятнистой униформе.
И откуда только берутся эти охранники? Вид у него был вовсе не грозный, а нелепый — как у пингвина в леопардовой шкуре. Тоже, наверное, замаскированный кандидат наук.
Липский молча кивнул ему и, с решительностью налогового инспектора, проследовал внутрь. А я просочился следом, испытывая маловразумительное желание извиниться и объяснить пингвину, что пришел по чистой случайности.
Миновав короткий коридор и ещё одну дверь, мы оказались в большом прямоугольном зале, разделенном на две половины черной пластиковой стойкой.
На противоположной стороне увлеченно болтали две высокомерные особы женского пола в индейской боевой раскраске, не удостоившие нас даже взглядом.
Почему-то я сразу решил, что они лесбиянки и, утратив естественный интерес, осмотрелся.
Безжизненный свет люминесцентных ламп резал глаза и проявлял погрешности декора, который, вместо подобающей солидности, придавал помещению вид вновь отремонтированного привокзального буфета. В лучших железнодорожных традициях пол здесь был покрыт уродливым рыжим ковролином, а стены убраны корзинками с искусственной зеленью и патологоанатомическими натюрмортами, изображавшими процесс гниения различной снеди.
Нет, неубедительно как-то проникал на родную землю иностранный капитал. По всему чувствуется, что с оговорками.
Липский, тем временем, деликатно кашлянул и постучал ключами по стойке, однако индейские жены не торопились заключать его в объятия.
— И пошли они, солнцем палимы, повторяя: "Суди его Бог"! — припомнил я.
— По-моему, тут явная натяжка, — возразил Веник. — Разве, отмахав тыщщу верст, крестьянин скажет: "Суди его Бог"? Нет, после такого перехода природный русский крестьянин должен сказать… — он призадумался.
Читать дальше