Дороти Кэннелл - Ой, мамочки

Откуда такая враждебность? Вчера вечером, в ходе операции "Марджори Задсон", мы все вроде бы неплохо ладили.

Волосы Эрнестины прилипли к ее раскрасневшемуся лицу. Она уже раскрыла рот для ответной речи, но тут, к счастью, прибыла наша еда, и я сумела плавно перейти к нахваливанию хрустящей картошечки и лука с помидорами, уютно угнездившихся на наших гамбургерах.

— Да, но высшего ли сорта это мясо? — встревожился Хендерсон.

Красная Шапочка повела плечом, и тут, перекрывая шум и гам, раздался рык:

— А ну замолчали, трепачи несчастные! Дайте Джимми слово сказать! — Великанша-людоедка с растущей из груди розой стряхнула в стакан сигарный пепел и подалась вперед, облокотившись на стойку. — У нас кое-какие проблемы со сбором денег для ремонта детской площадки, но наши прихожанки обожают сложности. Так что рассаживайтесь, держитесь за стены или за что хотите и слушайте, пока наш дорогой шериф Том Догерти ознакомит вас с программой нашего показа мод!

Аплодисменты.

— Да ладно вам, ребята. — Шериф взъерошил свою шевелюру и сразу заметно помолодел. Кобура болталась возле его бедра, совсем как в кино. — Как поживаете, друзья, соседи и туристы! — Он остановил взгляд на нашем столике, будто занося каждого из нас в графу «Праздношатающиеся». — Не ждите, что я буду тут перед вами разглагольствовать вроде как оратор от Диора. — Он улыбнулся, и на его пухлых щеках наметились ямочки. — Но я вам скажу, что и у нас найдутся симпатичные девчата, которые порадуют ваш глаз. И помните: добровольные пожертвования — они, конечно, добровольные, но смотрите, как бы вас не обвинили в пренебрежении своими гражданскими обязанностями.

Музыкальный автомат заиграл медленную, убаюкивающую мелодию. Шериф достал тетрадку.

— Поприветствуем любимых близнецов Грязного Ручья, Терезу и Тересу Бринхартер!

Из-за двери с надписью "Посторонним вход воспрещен" выскочили две юные особи женского пола, белокурые и загорелые. Из их символических нарядов вышли бы отличные повязки на запястье какому-нибудь спортсмену. Хихиканье девушек потонуло в восторженных возгласах.

— Туалеты сшиты матерью девушек Айрин, храни ее Господь.

Я поклялась в душе, что вся одежда моего ребенка, до последней детали, будет с любовью прострочена от руки.

Следом появилась молодая женщина в прикиде для сельской дискотеки — клетчатой блузке и синей юбке, из-под которой выглядывала белая нижняя юбка с рюшечками. Ее встретили почти такими же бурными аплодисментами, как и близняшек. Затем настал черед хорошенькой девчушки лет четырех. На ней было розовое платьице, в руках — корзина с цветами, и держалась малышка с недетским апломбом.

Мой интерес не угас. А вот сама я начала угасать. Сказывался недосып. Фигуры, сходящие с пандуса, стали сливаться… Я надеялась, что не сползу со стула или, хуже того, не заговорю во сне. И тут я услышала щелчок, будто открылась дверь и Бен беспрепятственно проник в мой мозг.

"Элли, я люблю тебя". — "Нет, не любишь". — "Солнышко, нельзя же верить всему, что ты видишь и слышишь".

Он заключил меня в объятия. Я воспарила…

"Что ж, если ты настолько меня любишь, что готов пойти на обман…"

Я проснулась, когда плавная мелодия внезапно сменилась грохотом и лязгом. Что это все вокруг разохались? Неужели близнецов Бринхартер вызвали "на бис"? Даже мистер Хендерсон Браун напряженно подался вперед.

— Друзья, милые мои земляки! Прошу вашего внимания! — Голос источал патоку. На женщине, спускающейся по пандусу, было белое шелковое платье, отороченное мехом горностая, а в руках она держала два огромных веера из птичьих перьев. Лет тридцати-сорока с виду, она была намного старше близнецов и далеко не такая смазливая, зато в сто раз обаятельнее. У нее было лицо девчонки-сорванца, обрамленное короткими серебристыми волосами; глаза медвежонка панды и яркие губы, растянутые в ослепительной улыбке.

Это была Теола Фейт.

— Теола Фейт! — Эрнестина вцепилась в мою руку, на лице ее застыло такое же жадное выражение, что и на остальных лицах. Один только Хендерсон Браун с ужасом наблюдал, как дама в белом высунула из-под длинной юбки изящный носок серебристой туфельки, гордо выгнула шею и повела стройными бедрами.

— Я пришла вовсе не затем, чтобы утопить свою дочь в потоке унижений, подобных тем, что она обрушила на меня. Милосердие матери не знает границ. — Два быстрых шажка вперед. Взмахнув одним из своих вееров, Теола Фейт задела нос Хендерсона. Тот чихнул. Больше в баре не раздавалось ни звука. Теола остановилась в центре сцены. — Я смогла бы побороть стремление вернуться сюда, если бы моя милая дочурка Мэри не узурпировала мой дом, моих слуг и моих голубей.