Дороти Кэннелл - Ой, мамочки

Она приподняла левую бровь и одновременно правую ногу, но я не дала ей и рта раскрыть.

— Какие оправдания ты найдешь тому, что произвела на свет дитя, которое в восемь лет весило больше, чем ты в тридцать? Где было твое чувство ответственности, когда ты наградила меня папашей, который свято верует, что человеку не нужно вещей больше, чем уместится в его чемодане? Говоришь, у него нет для тебя времени, да? А как насчет меня? Я-то вроде еще жива.

— Элли, деточка. — Она снова взялась за перекладину. — Столько обид! Должно быть, я была слишком занята и ничего не замечала.

— Слишком занята, чтобы вообще быть матерью! Я сама себе заворачивала рождественские подарки!

— И что плохого? Мы с папой хотели, чтобы ты сполна посмаковала это удовольствие.

— С шести лет я сама себе устраивала дни рождения.

— Мы хотели, чтобы ты стала самостоятельной.

— Благодарю покорно. Вот, значит, почему ты отправила меня одну в Мерлин-корт! Я ведь и в глаза не видела своего двоюродного дедушки! Так вот что я тебе скажу, мамочка: эти переживания оставили неизгладимый след в моей душе. И крушение моего брака — следствие того. И не говори, что, если бы не дядя Мерлин, я бы никогда не познакомилась с Беном. Сейчас это по меньшей мере неуместно. И кстати, ты ведь даже не заметила, что я жду ребенка, верно? Не заметила?

— Элли, — мама стояла не шевелясь, только ее балетная пачка взволнованно колыхалась, — ты можешь написать книгу о моих грехах.

— Почему бы нет! — Я встала и тщательно разгладила рукава своей блузки. — Другие же так поступают. Как еще поддержать себя матери-одиночке?

— Бедняжка ты моя. — Голос ее тихим шелестом овеял меня.

Какое же облегчение — проснуться и обнаружить, что сон не попортил моей памяти. Я помнила каждое мучительное мгновение вчерашнего предательства. Слава богу, я женщина гордая: когда Валисия Икс обмолвилась обо мне как ни о чем не подозревающей жене, я выключила чудо-шкафчик и метнулась обратно в спальню. А когда минут через пять-десять туда же пришел Бен, я притворилась мертвой. О, как ужасен был этот его поцелуй Иуды, как вероломны его руки, поглаживающие мои волосы, какая мука — слышать его бормотание: "Спи спокойно, моя любовь".

И вот в окно проникли солнечные лучи, позолотили стены. На часах девять утра. Повернувшись на другой бок, я обнаружила, что мужнина половина кровати пуста. Должно быть, Бен услышал, как я разговариваю во сне, и понял, что его жизнь в опасности. Моя же собственная жизнь неясно и мрачно вырисовывалась предо мной, неодолимая, словно гора грязного белья, которое нужно перестирать. Никто не приносит мне цветы, никто не говорит, как замечательно я выгляжу, никто не утюжит за меня… Ах скотина! Почему он не мог сделать мою жизнь невыносимой, чтобы легче было от него уйти?

Неужели нет таких луж, в которые он мог бы сесть? У окна стоял наш багаж, благополучно доставленный из лодочного ангара. Откуда, скажете, я знаю, что это дело рук Бена, а не Пипса? Очень просто. Предатель оставил мне записку на туалетном столике. Я быстро прочла ее, а затем изорвала в конфетти. Он, видите ли, надеется, что я хорошо проведу день. И он меня, видите ли, целует! Ха-ха-ха! Наверное, уже подозревает, что его интрижка с этой женщиной сгорит и истлеет в пламени страсти? А меня, значит, решил придержать возле себя — вроде как грелку на тот случай, если отключат центральное отопление? Нет, этому мужчине надо уготовить жестокую расплату!

Выглянув из окна на окружающие остров мутные воды, я подумала, не помереть ли мне — от какого-нибудь редкого речного грибка, усугубленного мужниным пренебрежением. Пускай тогда терзается угрызениями совести. Нет! Нельзя увлекаться такими фантазиями. Ничто не должно нарушать размеренного ритма моих страданий. Надо подумать о ребенке. И сказать по правде, чувствовала я себя до отвращения бодро. Что не оставляло мне иного выбора, как принять ванну и одеться, приготовившись к пылкому роману с первой же попавшейся мужской особью. Впрочем, я не слишком обнадеживалась, ибо юбка моя упорно не желала застегиваться, и, не сделав и двух шагов, я услышала треск ткани. Ну и славненько! Сексуальный разрез от колена до бедра очень даже гармонирует с моим новым имиджем. Я перестала рвать на себе волосы и распустила их по плечам.

У лестницы судьба вручила мне мистера Брауна. На его красивом лице блуждали самые разные эмоции. И все безрадостные.

— Доброе утро, — сказала я, старательно хлопая ресницами.