Дарья Донцова - Шопинг в воздушном замке

— Вон там, прямехонько над плитой! — пояснила я. — Видите?

Брыкин моргнул, и тут вторая часть яичницы спланировала вниз, упав ему прямо на лицо.

–..! — заревел Брыкин. —..!..!

— Павел, здесь женщина! — Григорий запоздало укорил приятеля за мат.

— Стащите это! Снимите! Уберите! — вопил Брыкин. — Чего ждете, олухи? Кретины, я ничего не вижу! Чем это воняет? Гадость!

— Сядь на табуретку! — Селезнев решительно взял инициативу в свои руки. — От визга ничего хорошего не будет. Моя любимая жена Клара всегда говорила: «Суета делу помеха».

— Оторви тряпку от моего лица!

— Это глазунья, — уточнил Селезнев, — вполне съедобное, вкусное блюдо. Черт!

— Что? Что? — заерзал на стуле Павел. — Долго мне еще в дерьме сидеть?

— Не отходит, — сквозь зубы процедил Григорий. — Очень странно, она как будто приклеилась.

Я подошла к мужчинам.

— Просто вы ее подцепить не можете, сейчас я отковырну.

— Живее! — злился Павел.

Я схватила ногтями белый пласт и дернула его на себя.

— Вау! — заорал Брыкин.

— Не отстает, — констатировал Селезнев.

— Невероятно! — изумилась я. — Почему?

Григорий пожал плечами:

— То, что яйцо приклеилось к лысине, объяснимо, там гладкая поверхность, но на лице…

— Освободите меня! — взмолился Павел. — Я ничего не вижу и дышу с трудом!

— Сейчас, сейчас, — засуетился Селезнев, — проковыряю дырки.

Некоторое время на кухне царила тишина, прерываемая лишь сопением Григория. Потом он воскликнул:

— Не получается! Сверху яичница жидкая, а внутри твердая, прямо каменная.

— Идиоты, кретины! — затопал ногами Брыкин. — Сволочи, дайте валидол, валокордин, водки, валерьянки! Мне плохо!

Селезнев испуганной курицей заметался по кухне, а я схватила телефонную трубку.

— «Скорая», двадцать вторая, слушаю, — раздался приятный девичий голос.

— Помогите, пожалуйста!

— Постарайтесь спокойно рассказать о произошедшем.

— У нас неприятность.

— Дальше.

— Павлу плохо.

— Больной испытывает боли?

— Похоже, что нет. Ему только неудобно дышать, и глаза не открываются.

— Больной не способен поднять веки и испытывает затруднение при дыхании?

— Да!

— Речь присутствует?

–..!..!..!..! — вновь заматерился Павел. — Пошел вон, Гришка! Мне больно!

— Изъясняется весьма бойко, — быстро сказала я в трубку. — Пожалуйста, пришлите кого-нибудь.

— Женщина, я пытаюсь понять, какой врач вам нужен, — терпеливо говорила диспетчер, — оттого и задаю вопросы. Много толку будет от акушера-гинеколога, если нога сломана?

— Брыкин не беременный, и хирург ему тоже не нужен. Скорее всего, тут поможет кожник.

— Дерматолог, — автоматически поправила девушка. И переспросила: — Дерматолог?

— Ну да, понимаете, у Павла на лице… э… э…

— Говорите четко, — приказала диспетчер.

— Яичница, — ощущая себя полной идиоткой, буркнула я.

— Не понимаю, повторите.

— У Брыкина глаза, лоб, нос и часть щек залеплены глазуньей.

— Как она туда попала?

— Свалилась с потолка, а мы с Гришей не можем ее снять!

— Почему?

— Не отдирается! Сначала Селезнев пытался, потом я, но ничего не получилось!

— Понятно, запишите телефон…

— Огромное вам спасибо, — залепетала я, получив номер. — А там что?

— Психиатрическая скорая, — соблюдая профессиональную невозмутимость, отрезала диспетчер. — Звоните, там вам непременно помогут.

Я осталась стоять с трубкой в руке. Иногда самый бредовый рассказ является чистейшей правдой. Яичница и впрямь свалилась с потолка, но попробуй объяснить сотруднице «Скорой», что ей звонила вполне нормальная женщина!

— Долго мне еще так сидеть? — снова завопил Брыкин.

— Не волнуйся, — утешал друга Григорий. — Моя любимая жена Клара…

— Забодал своей любимой женой! — заорал Павел. — Нашел авторитет! Занудная баба, совсем тебя затюкала! Как ты ее выносил? Черт! Прости, Гриша! Снимите гадость! Немедленно!

— Всем доброго утра, — загудел Исидор, входя на кухню. — Паша, зачем ты лицо и голову платками закрыл?

— Жесть! — гаркнул Брыкин.

— Это глазунья, — вздохнула я.

— С потолка, — добавил Гриша.

— Она не отклеивается, — пояснила я.

— Намертво приварилась к лицу, — уточнил Селезнев.

— Невероятно! — вякнула я.

— Тише, ребята, тише, — попросил Сидя, — невозможное возможно. В лаборатории у Нильса Бора висел плакат: «Вечного двигателя не существует. А вдруг?» Изложите мне в сжатой форме суть проблемы, без эмоциональной окраски и личного отношения. Только сухие факты.