Дарья Донцова - Королева без башни

А потом пришла война и разом разрушила тихий семейный мир. Егор отправился на фронт добровольцем, Анфиса осталась с детьми. Крошечная Нина лежала в колыбельке, она ничего не понимала, а вот дошкольнице Нинель досталось. Ей пришлось помогать маме, которая постоянно твердила:

– Ты большая, старше Ниночки, заботься о сестре.

В некотором роде Пулковым повезло: их деревню немцы не заняли, дом Анфисы остался целым, даже корова благополучно пережила тяжёлые годы. Только вот Фиса тщетно ждала мужа домой. Она ни разу не получила весточки с фронта, но, с другой стороны, похоронка тоже не приходила, что внушало надежду. Шло время, надежда таяла, потом стало ясно: Егорушка не вернется. Судьба его осталась неизвестной.

Нинель практически не помнила отца, а Нина его совсем не знала, но Анфиса весьма нелогично говорила:

– Нинуша у нас сирота, ей лучший кусок дать надо.

Лет до тринадцати Нинель не задумывалась, но потом вдруг удивилась:

– Почему Нине даешь самое лучшее?

– Она без отца растет, – вздохнула Фиса.

– И у меня папы нет, – уперлась Нинель, – несправедливо получается!

Всегда мягкая, спокойная Анфиса отчитала старшую дочь с редкостным гневом. Нинель, понурив голову, выслушала мать и с той поры более ничего для себя не просила. Года через три соседка по деревне Любка Кулова с крестьянской прямотой сказала старшей дочери Пулкова:

– Страшная ты, Нинелька, на морду образина, тумба тумбой. Вели матери, чтоб сшила тебе нарядов получше. А то останешься в девках, тебе парней надо приданым завлекать.

– Мама занята, – девочка покраснела и убежала.

Весь вечер после она прокрутилась около шкафа с зеркалом и поняла: Любка озвучила правду. Нинель смахивала на кабачок, а черты ее лица были словно смазаны, ни одной яркой, запоминающейся нет. Зато Ниночка росла на редкость хорошенькой и с каждым месяцем расцветала все краше. Когда младшая сестра впервые пришла на танцы, к ней кинулись все юноши. А на Нинель никто не обращал внимания. Шло время, у старшей не появлялись кавалеры. Как-то раз в деревню приехал отдыхать из Москвы симпатичный инженер с беременной женой. Супруга постоянно лежала в саду на раскладушке, а муж частенько заглядывал к Пулковым, брал молоко, творог, сметану, яйца. Ходил он… ходил, а когда пара уехала, Нинель через месяц сказала матери:

– Наверное, у меня ребенок родится!

– Инженер! – ахнула Анфиса. – Ах он леший!

Нинель втянула голову в плечи, она была готова ко всему, даже к побоям, но будущая бабушка неожиданно мирно сказала:

– Ну и хорошо. Я уж беспокоилась, что ты в девках останешься! Не плачь, воспитаем.

Общественное мнение тех лет резко осуждало появление младенца вне брака, но к трудолюбивой Нинели народ отнесся с пониманием.

– Страшная больно деваха, – судачили бабы. – Замуж ее никто не возьмет, пусть хоть малыша заведет, всё не одна.

Едва на свет появился мальчик, названный в честь деда Егором, как деревню снесли. Жителей вместе с другими людьми из соседних сел разместили в больших домах, которые споро возвели на месте прежнего скопления избушек. Пулковым повезло. Анфисе и Нине дали двушку, Нинель и Егорка тоже получили двухкомнатную квартирку, правда, в другом здании.

– Вовремя ты родила! – радовалась Анфиса. – Кабы не забеременела, не дали бы тебе хором, и хорошо, что мальчик, с девкой ехать бы тебе в однушку.

Правда, Анфиса недолго радовалась центральному отоплению, горячей и холодной воде в кранах да газу. Она довольно быстро после новоселья скончалась. Нинель, никогда не рассчитывавшая выйти замуж, устроилась в школу уборщицей, поступила на вечернее отделение института и в конце концов стала учительницей. Егор подрастал, малыш получился хороший, нетребовательный, не капризный. А вот у Нины дела обстояли совсем не радужно. Учиться она не хотела, работать не собиралась, любила танцевать, гулять, весело проводить время и раньше полудня из кровати не выбиралась. В советские годы нигде не служивший человек именовался тунеядцем. Рано или поздно к нему приходил участковый и говорил:

– Надо бы вам трудоустроиться.

Если человек не обращал внимания на интеллигентное предупреждение и продолжал балбесничать, то через некоторое время его могли отдать под суд. Будущий нобелевский лауреат, великий поэт Иосиф Бродский оказался в исправительной колонии именно по обвинению в тунеядстве. Никакие его доводы, что литератор должен писать, а не ходить на службу, на судью не подействовали. Если ты член творческого союза, тогда да, можешь сидеть дома в кабинете, но если такого удостоверения нет, ступай на завод. Именно поэтому большое количество творческой интеллигенции в советской стране числилось дворниками, истопниками в котельных и сторожами. Гибкий график работы оставлял время для написания книг, музыки и картин.