Ольга Степнова - Фокиниада

– Неужели молодые девчонки? – что-то интенсивно жуя, удивился Лаврухин. – Ну, извини! У них фамилии Полторак и Неналивайко, вот я и подумал… Извини, друг, прокололся.

– Ладно, не грузись, я бы тоже так подумал, – оборвал его Севка. – Хуже другое. Бельишко я нашёл, да только хозяйке оно уже ни к чему. Надеюсь, ты в курсе?

– В курсе чего? – замер на том конце Лаврухин, переставая жевать.

– Ты что, не знаешь, что у тебя на участке творится?! – не выдержав, заорал Сева так, что голуби, мирно пасшиеся на тротуаре, панически взмыли в воздух. – Или я теперь тут участковый?! Тогда зарплату мне свою гони!

– Я в отпуске! С сегодняшнего дня! – перекричал его Вася.

– Вот ни хрена себе! – от возмущения Фокин чуть не уселся в клумбу, заботливо выложенную по периметру старыми шинами. – Вот ни хрена себе… Это что же получается, Лаврухин? Ты с утра в отпуске прохлаждаешься, а я тут на твоём участке пашу? Да пошёл ты… – Севка в сердцах нажал отбой и решительно направился к велосипеду.

Если до послезавтрашнего дня у него не появится клиент, то придётся съехать с квартиры и подыскивать другой офис. Ещё ему придётся не есть, не пить и не заигрывать с хорошенькими девчонками, потому что все эти занятия требуют мало-мальских денег, а их у него…

Сева выудил из растянутого кармана треников кошелёк и скрупулёзно пересчитал наличность. «Их» у него оказалось шестьсот рублей и восемьдесят пять копеек.

– Тьфу! – в сердцах плюнул Фокин, вспомнив, что ко всем прочим тратам нужно забрать из ремонта машину, старую, вечно ломающуюся «девятку».

Прислонившись к дереву, к которому цепью был пристёгнут велосипед, Севка набрал отца.

– Папаня, анекдот хочешь? – невесело спросил он, прекрасно зная ответ.

– Конечно, нет, – пьяно икнул папаня в ответ. – На хрена мне твой анекдот?

– Тогда слушай. «Бежит мартышка по лесу и кричит:

– Кризис! Кризис!

Выходит волк из кустов и спрашивает:

– Ты чего орёшь?

– Так ведь кризис же…

– Ну и что? Я как ел мясо, так и буду есть.

Бежит мартышка дальше и кричит:

– Кризис! Кризис!

Выходит лиса из кустов и спрашивает:

– Ты чего орёшь?

– Так ведь кризис же…

– Ну и что? Я как носила шубу, так и буду носить.

Бежит мартышка дальше молча по лесу и думает: «И чего я ору?! Ведь как ходила с голой жопой, так и буду ходить».

– Ты в этой истории волк, лиса или мартышка? – поинтересовался папаня, снова икнув.

– Сам догадайся, – буркнул Севка в ответ.

– Севун, я б тебе занял, но на данный момент я тоже мартышка, – хихикнул папаня и, не попрощавшись, отключился.

Генрих Генрихович Фокин пил давно, много и со смыслом. То есть, не просто накатывал, а всегда находил причину, по которой накатить просто необходимо, а не накатить – преступно.

Ну, например – солнце взошло. Или зашло. Или дождь пошёл. Или – не пошёл. А тут ещё Украина, мать её, за газ не платит. И нефть дешевеет, и вообще – кризис всего цивилизованного мира и нецивилизованного тоже.

В Африке засуха, в Европе наводнение, в Краснодаре вся завязь помёрзла, в Иране президентские выборы, на Садовом пробки, а в Голливуде скончался известный актёр… Поводов накатить находилось столько, что мировые запасы алкоголя казались Генриху Генриховичу мизерными относительно тех проблем, которые нужно было ими «лечить».

– Если человек остро реагирует на жизнь, он не может не пить, – говорил Фокин-старший. – Человек может не пить только если он умер, и то… – тут папаня обычно замолкал и многозначительно подмигивал собеседнику.

Что означало это «и то…» можно было только гадать. Очевидно, папаня свято верил, что накатить он сможет, даже если помрёт.

Севка отца не осуждал.

Потому что помнил – первым поводом напиться для папани стала гибель жены, Севкиной мамы. Севке было всего десять лет, когда маму сбила машина, и он долго не мог осознать горя, которое на него свалилось. Ему казалось, что похороны, могила на кладбище, слёзы родственников и первый запой папани – это чья-то дурная шутка. Это не его судьба и не его боль…

Папаня, вероятно, тоже так думал, потому что, напившись, всегда говорил:

– Вот Валентина наша вернётся, закатим пир на весь мир, Севка! Плясать будем и песни петь!

Севка кивал и резал папане ливерную колбасу на закуску. В какой-то момент он осознал, что мать никогда не вернётся, но ему было тепло и радостно от того, что есть человек, который готов ждать её вечно. Пусть и в пьяном угаре…

Фокин-старший так никогда и не женился, навсегда заменив для себя женский вопрос алкоголем. Севка с благодарностью принял эту замену и никогда не упрекал папаню в бесконечном обилии поводов выпить.