Сан-Антонио - Привет, святой отец!

Пино почесал кадык.

— Мы видели капитана Комтулагроса в Салониках. В некий момент он сказал нам, что подход к Самофракии труден для кораблей и что поэтому для перевозки Ники был выбран «Кавулом-Кавулос». Что же в нем особенного?

Десять из десяти в пользу старого хрена. Вопрос существенный. Если сама Мудрость заставит работать до крайности свое серое вещество, по моему мнению, его надо будет искать в башке у Пинуша.

— Наш корабль принадлежит герцогу Кокий-Сен-Жак, — ответил офицер, как будто это открытие могло служить объяснением.

— И что же? — настаивал я, не боясь выказать свое неведение.

Кстати, хотелось бы привлечь ваше внимание к такому интересному вопросу, как признание в собственном невежестве. Столько людей разыгрывают ученых, осведомленных, посвященных, тогда как они совершенно не имеют понятия о предмете разговора. Существует целый набор средств, репертуар информированного человека: важные кивки головой, многозначительное почесывание горла и в особенности убеждающие обрывки фраз типа: «Ну да... Это очевидно... Фактически... В конце концов... Совершенно верно... Я как раз хотел это сказать...»

Капитан сдвинул колючие брови.

— Вы не знаете, кто такой герцог де Кокий-Сен-Жак?

— Я знаю, что он был богатым, ученым, французом, католиком, — сказал я, — но на этом мои познания кончаются.

— Он имел пристрастие к океанографическим изысканиям, — объявил капитан.

— Ах, да! — сказал я. — Не он ли основал океанографический музей Фузи-ле-Бань в Кантале?

— Совершенно верно!

— Итак, «Кавулом-Кавулос» принадлежал ему?

— Да, в те времена, когда судно называлось «Неугомонный пескарь». После смерти герцога герцогиня продала его греческому судовладельцу Онисвокималису, и он переоборудовал его в грузовое судно.

Так, вернулись к нашим баранам.

— Почему же он лучше другого способен причалить к Самофракии?

— Потому что у него плоское дно.

— Как у тефлоновой сковородки? — бросил я необдуманно.

— Точно, — мгновенно ответил мой визави, не читавший, видно, моего пассажа о глупости людей, желающих всегда выглядеть так, будто они в курсе дела.

— И почему у него плоское дно? — настаивал Пинуш.

— Чтобы облегчить исследования...

— Фантастика! — заявил наш Мечтатель, который также не читал пассажа, о котором я говорю.

— И это не все, в нем предусмотрена шлюзовая камера с винтом с таким выверенным движением, которая позволяет спускаться на глубину.

— Ну надо же, — проблеял Восхищенный.

— Вы бы хотели, чтобы я вам все показал?

— Охотно, — согласились мы.

То, что он нам показал, напоминало люк, какой бывает на мостах. У него были две створки, герметично пригнанные.

— Альфа бета гамма дельта ипсилон, — крикнул наш гид матросу.

Очевидно, что, не говоря по-гречески, я не в состоянии перевести вам эту фразу, однако она заставила матроса заработать лебедкой. Мы наклонились над колодцем, который солнце не могло осветить до его глубин.

— Внизу другой люк, — объяснил капитан, — позволяет ныряльщикам спуститься.

Мы вновь склонились. На внутренней стенке были наварены железные ступеньки. К моему живейшему удивлению, наш Сладостный Пинуш, войдя в жерло, начал спускаться.

— Куда ты?

— Изучить! — ответил мне голос, отраженный стенками колодца.

Я повернулся к офицеру.

— Вы сказали, что корабль, изначально оборудованный для морских исследований, был преобразован в грузовое судно. Почему же была оставлена эта шлюзовая камера?

Он надул губы.

— Чтобы избежать расходов. Если яйцо и легко собрать заново [4] Странное суждение, не так ли? (Прим. Сан-Антонио.) , то изменить внутреннюю структуру корабля, напротив, весьма дорого. Кроме того, объем, занимаемый этой камерой, не очень велик...

Металлический колодец усиливал шум, издаваемый спускающимся Пинушем. Подошвы старой развалины скребли по железным ступенькам, и дыхание его было похоже на дыхание великолепного благородного льва. Наконец он достиг дна камеры. Я видел, как в самом низу пляшет тусклый пучок света от фонарика. Я оставил Пино заниматься «исследованием», а сам вернулся в апартаменты капитана. Двое моряков стояли в коридоре, ожидая нас в компании Сертекюиса.

— Вот Фелисса и Сакапелос, моя капитанша, — объявил этот последний, — Что касается Тедонксикона и Олимпиакокатриса, то напоминаю вам, что они сошли на берег в Пирее: пищевое отравление!

— А! Елки-палки! [5] Он хотел выразиться покрепче, но в моем присутствии не решился (прим. Сан-Антонио). — пробормотал офицер. Он начал справляться по бортовой книге. — Действительно, этих двоих одолела рвота, и они были госпитализированы во время остановки в Пирее, — согласился он.