Дарья Донцова - Мыльная сказка Шахерезады

— Обалдеть! — возмутился Сеня. — Да я сплю с ним! Из рук не выпускаю! Давай, говори скорей, я гений сети.

А еще отчаянный хвастун и павлин! Но мне желание Собачкина распушить хвост перед новой девушкой на руку. Говорят, нехорошо манипулировать людьми, но иногда умение дернуть за нужные веревочки бывает весьма полезным.

— Ирина Алексеевна Соловьева, сорок пять лет, — затараторила я, — управляющая рестораном «Фасоль», мне известен ее нынешний адрес, вышлю его тебе эсэмэской.

— Что тебе конкретно надо? — поторопил меня Собачкин.

— Все! — алчно воскликнула я. — Любую информацию. Контакты, родители, состав семьи, бывшие мужья, дети, прежние места работы, детали биографии.

— Ок, я жду сообщения, — выпалил Семен и отсоединился.

Я успела отослать ему название улицы, номер дома и квартиры семьи Соловьевых до того, как на кухню со стопкой альбомов вернулась Катя.

— Мама снимки аккуратно раскладывает, — произнесла девочка. — Это мы на море, на даче, вот мой день рождения в кафе.

Я начала перелистывать картонные страницы. Ирина на самом деле методична. На каждом форзаце есть надпись. Допустим: «Лето 2008 г. Египет, август 13-28-е числа». И любуйтесь на кадры, которые запечатлели Катюшу в бассейне, на берегу моря, около верблюда, в магазине сувениров. Главной героиней всех съемок является девочка, изображение матери мелькает редко, Ирина почти всегда одна, порой вместе с Катей и никогда с другими людьми.

— Меня больше всего интересуют снимки вашего выхода из роддома. Где они? — спросила я.

— Их нет, — сказала Катя.

— Вот странно, — удивилась я, — обычно матери трепетно относятся к фотографиям, где стоят с конвертом с младенцем в руках.

Катюша почесала нос.

— Я один раз спросила, где мои совсем детские фотки, да и мамины тоже. Хотелось на бабушек-дедушек посмотреть. А она сказала, что все документы погибли при пожаре, ей потом пришлось восстанавливать свой паспорт, мою метрику.

— Да, жаль, — протянула я, — снимков не вернуть.

— Точно, — вздохнула Катя, — так я бабушку с дедушкой и не увидела. Они до моего рождения умерли.

— Знаешь, где они работали? — поинтересовалась я.

— Неа, — призналась Катя, — мама о них ничего не рассказывает. Думаю, она с родителями поругалась и убежала от них. Но мне правду не говорит, чтобы плохой пример не подавать. Родители обожают себя приукрасить, их послушать, так они в детстве на крыльях летали. У меня подружка есть, Оля Шмакова. Ее отец за каждую четверку ремнем лупил и орал:

— Дура! В кого такой тупой лентяйкой уродилась! Я учился на «отлично», родителям с десяти лет помогал, газеты до занятий разносил, деньги с пеленок в дом притаскивал.

Олька ему верила, а потом ее предки ремонт затеяли, поснимали с антресолей древние чемоданы эпохи динозавров, и Шмакова в хламе отцовский дневник за десятый класс нашла. Вау! Там одни колы, замечаниями даже обложка исписана. Ольга ему дневничок показала и пригрозила:

— Еще раз меня пальцем тронешь, пойду к нашему директору, покажу ему вот это и про побои сообщу.

Зачем взрослые лгут?

— Понимают, что в молодости натворили много глупостей, и хотят удержать детей от опрометчивых шагов, — ответила я, — желают им счастья.

Звонок мобильного прозвучал так громко, что я вздрогнула и схватила трубку.

— Соловьева Ирина Алексеевна, москвичка, ранее проживала на Миусской площади, на задах улицы Горького. Отец Алексей Михайлович, авиаконструктор, доктор наук, профессор. Мать Ариадна Олеговна, чертежница, работала вместе с мужем. Бабушка, мать отца, Кира Алексеевна, поэтесса, скончалась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, через двенадцать месяцев после первой посадки Ирины.

Последняя фраза прозвучала настолько дико, что я переспросила:

— После чего?

— Ирина Алексеевна была осуждена в марте восемьдесят третьего за воровство. Отсидела два года. В восемьдесят шестом снова попала на зону по обвинению в нанесении телесных повреждений, повлекших за собой большой ущерб здоровью, — бубнил Семен. — На сей раз, учитывая рецидив, ей вломили много. Ира шила брезентовые рукавицы в Мордовии до восемьдесят девятого.

Я, стараясь не измениться в лице, слушала Семена. Вот тебе и учительница географии, тихая скромная женщина, решившая родить девочку от чужого мужа! Кате ни в коем случае нельзя знать даже крупицу правды.

— Эй, отреагируй, — потребовал Сеня, — подай гудок. Создалось впечатление, что я беседую с немой.