Наталья Александрова - Дурдом с призраками

– Ага, это Лизка с Ленкой дрались, – подтвердила незнакомка. – Тут тебе и перепало. Как говорится, в чужом пиру подзатыльник. Я не могла оставить тебя на лестнице и притащила в свою квартиру…

– А из-за чего они дрались?

– Не из-за чего, а из-за кого! Из-за Отари, Ленкиного мужа…

Имя Отари освежило мою память. Я вспомнила, зачем направлялась в этот дом – я хотела побеседовать с Отари Гунтаришвили, чей паспорт обнаружился в банке из-под сахара у Людмилы Васюковой. Однако сообщать об этом моей спасительнице вряд ли стоило. По крайней мере, не сейчас…

Поэтому я тяжело вздохнула, вытянулась на подушках, полуприкрыла глаза и спросила:

– А что из-за него драться-то?

Видимо, моя собеседница только и ждала возможности рассказать все, что знает.

Впрочем, знала она много, поскольку все события развивались, можно сказать, прямо у нее на глазах.

Мою спасительницу звали Мария Васильевна. В прошлом она работала операционной сестрой в крупной городской больнице, но уже давно вышла на пенсию.

Жила она в однокомнатной квартире на той же лестничной площадке, где происходила памятная мне потасовка.

Кроме нее, на этой же площадке проживали еще две одинокие женщины – Варвара Ивановна, такая же пенсионерка, в прошлом паспортистка из ЖЭКа, и Лизавета Коляскина, бойкая разбитная бабенка примерно тридцати лет, успевшая к своим годам пройти огонь, воду и медные трубы.

Варвара Ивановна являлась особой с большими претензиями. Свое имя она считала вульгарным и простонародным и требовала от окружающих называть себя Барбарой, с ударением на первый слог.

Благодаря работе паспортистки она умудрилась получить, помимо своей двухкомнатной квартиры, еще одну комнату в соседнем доме, где и проживала. Свою же двушку сдавала обычно приезжим из южных краев, торговавшим на расположенном поблизости рынке.

Приезжих торговцев Варвара предпочитала соотечественникам по целому ряду причин.

Во-первых, у них не было детей, от которых, по мнению Варвары Ивановны, только шум и неприятности.

Во-вторых, приезжие запуганы милицией и прочими силовыми ведомствами, поэтому ведут себя тихо и скромно, в быту покладисты и миролюбивы.

В-третьих, вовремя и аккуратно платят за жилье, и перед отъездом на историческую родину без споров дают деньги на мелкий косметический ремонт квартиры, а также часто угощают хозяйку плодами своих благодатных и плодородных краев. Плодами пусть переспелыми и несколько подпорченными, но, тем не менее, очень вкусными и полезными.

Съемщики у Варвары менялись, пока на горизонте не появился гражданин Гунтаришвили.

Уроженец Кутаиси произвел на Варвару Ивановну самое благоприятное впечатление.

Он был интересным, представительным мужчиной, торговал на рынке не вульгарными овощами и фруктами, а одеждой, произведенной трудолюбивыми турецкими ремесленниками. Поэтому в квартире всегда было чисто, не витал устойчивый запах гнилых яблок и тухлых помидоров.

Но самый большой плюс – Отари Ираклиевич был женат.

Жена его, Лена, была местная, у нее имелась собственная квартирка в Купчине, где Отари и жил между поездками в Турцию за товаром. Квартира же, которую он снимал у Варвары Ивановны, понадобилась ему под склад курток, платьев и джинсов, которыми он торговал на вышеупомянутом рынке. Именно близость к рынку и была для него главным плюсом Варвариной жилплощади.

В общем, ситуация устраивала всех – квартира подходила Отари, и гражданин Гунтаришвили вполне подходил квартирной хозяйке. Так бы все и продолжалось, если бы не проявился новый, не предусмотренный участниками сделки фактор.

Фактор назывался Лизаветой.

Бойкая Лизавета положила глаз на представительного грузина.

Ее привлекла в нем не только яркая внешность, но и относительная обеспеченность – у Отари имелась приличная машина, он был хорошо одет и владел на рынке собственным лотком, или, выражаясь сухим языком протокола, торговой точкой.

Главное же достоинство – гражданин Гунтаришвили не пил.

То есть не то чтобы он вообще капли в рот не брал – нет, по праздникам темпераментный грузин вполне мог выпить бокал-другой красного вина или рюмку хорошего коньяка. Но, в отличие от прежних знакомых и друзей Лизаветы, Отари никогда не напивался до свинского состояния, у него не случалось запоев, он не ловил по углам чертей или маленьких зеленых человечков, и никогда не опустился бы до того, чтобы пропивать имущество, нажитое Лизаветой если и неправедными, но все-таки трудами.