Дарья Калинина - Цирк под одеялом

— Какой еще стрелочник? — произнес он тихим, не сулящим ничего хорошего голосом.

— Стрелочник — это ветеринар!

— Какой ветеринар! — перебила подругу Кира. — Ветеринар отмазался. Стрелочник — это будет чернорабочий возле гепардов. Он им капли дал.

— Ага. А велел ему это сделать Федор.

— Директор конкурирующего цирка.

— Я ничего не понял, — снова сказал следователь.

И обманутые его спокойным тоном подруги снова обрадованно затараторили. Тут уж следователь не вытерпел. Схватил графин и грохнул об стол уже им. Графин раскололся прямо пополам. Очень удачно, что воды в нем к этому времени не было.

Пучкову графин было явно жалко. Он кинул на него печальный, полный раскаяния взгляд. И тут же уставился на подруг.

— Говорите вы толком! — заорал он на девушек. — И по очереди! Ради бога, по очереди!

— Так мы и говорим!

— По очереди!

— Говорите! — воскликнул следователь. — Нет, молчите!

И добившись, что растерянные его противоречивыми указаниями подруги в самом деле замолчали, он приказал им:

— Отвечайте только на мои вопросы! Кто пострадал сегодня в цирке? Когда именно? Как это случилось? Кто присутствовал? Кого подозревают?

И подруги начали говорить. Как ни странно, после внушения, которое сделал следователь, история у них получилась очень складная. Следователь был доволен. Выслушал все до конца. И даже сделал себе в блокнотике какие-то пометки.

— Странные дела творятся нынче в нашем цирке, — произнес он. — Странные.

Подруги были того же самого мнения. Но следователь отказался продолжить с ними беседу. И снова куда-то заторопился. Естественно, подругам он тоже предложил покинуть его кабинет.

Они и покинули. Очень надо задерживаться там, откуда их гонят!

— Домой, идите домой! — твердил им следователь.

И подруги пообещали, что пойдут домой. Но, оказавшись на вечерней улице, они поняли, что домой им решительно не хочется. Что им было там делать, дома? Ведь конца их расследованию еще и не видно.

— Поехали к Дине с Даниилом. Надо его действительно поздравить с освобождением.

Кира не возражала. Они позвонили Дине. Уговорились о встрече. Купили бутылку «Арарата» для Даниила и бутылочку мартини для себя и Дины и двинулись в гости. Уже подъезжая к дому, где жила Дина, Леся вдруг заканючила:

— Хочу еще пирожных.

— Давай купим вафельный тортик.

— Хочу вкусных пирожных. С кремом.

— В вафельном торте тоже есть крем.

— Какой там крем! — поморщилась Леся. — Одна соя. Только к зубам липнет! Хочу настоящий сливочный крем.

— Где же мы его купим? Кондитерских магазинов что-то не видно.

— Хочу корзиночку! — ныла Леся. — Хочу эклер с шоколадной глазурью! Хочу пирожных с кремом. И чтобы сверху засахаренные вишенки и персики. А внутри прослойка из марципана.

Леся ныла так увлекательно, что Кире тоже захотелось этих самых пирожных с засахаренными фруктами и марципанами.

— Ладно. Если увидим подходящий магазин…

И надо же такому случиться, что кондитерский магазин располагался как раз на первом этаже дома Дины. Против такого стечения обстоятельств Кире было уже нечего возразить. И они с Лесей, припарковав машину за углом, отправились за пирожными.

Пока Леся увлеченно изучала ассортимент за стеклянной витриной, Кира скучала. В выборе пирожных она не участвовала. В этом деле Лесю было не переспорить. Кроткая и покладистая во всех других случаях жизни, когда речь заходила о пирожных, в нее словно демон вселялся. Она все равно взяла бы те пирожные, которые приглянулись именно ей.

— Я же знаю, что вкусно, а что нет, — говорила она, если ей пытались диктовать. — Каждый день новинки пробую. А вы как часто балуетесь сладеньким? Раз в месяц? Вот и молчите!

Так что Кира помалкивала. Тем более что Леся уже вступила в диалог с продавщицей. Надо сказать, что пирожные в этом магазине были представлены широко. Но названия все были Лесе незнакомы. «Муза». «Элегия». «Скрипка». «Ария». Одним словом, не кондитерская, а симфония. Такую Леся встречала впервые. И обратилась за разъяснениями к продавщице. Та отвечала вяло.

— Не пробовала я их. Не знаю я, что там у них внутри!

— Как же вы работаете, девушка!

— Вот именно, что работаю. А если бы я лакомилась всем, чем торгую, я бы уже ни в одну дверь не пролезала!

И внезапно пригорюнившись, продавщица сменила агрессивный тон и слезливо заныла:

— Горишь тут на работе, словно свечка в церкви. Молодость уходит, а никому и дела нету. Поставили тут меня, да и забыли!