Дарья Донцова - Али-Баба и сорок разбойниц

– Почему не идет?

– Не знаю! Вместо того чтобы задавать кретинские вопросы, лучше придумай выход, – обозлилась Николетта, пытаясь шагнуть вперед.

Попытка не удалась, маменька словно приклеилась к месту. Я наклонился и понял, в чем дело.

Встречали ли вы такие длинные резиновые коврики, состоящие из дырочек разного диаметра, больших и маленьких? Их часто расстилают перед торговыми точками, чем убивают сразу двух зайцев. С одной стороны, в магазин не тащится вся грязь с улицы, с другой – покупатель не поскользнется на ступеньках. Так вот, каблуки Николетты попали в их крошечные отверстия и застряли там.

– Ты подергай ногами, – предложил я.

Маменька попробовала, но успеха не достигла.

– Вава, – приказала она, – немедленно освободи меня!

– Но как?

– Не знаю! Живей! Быстрей! Я опоздаю на поезд.

– Его еще даже не подали к перрону.

– Слышать ничего не желаю! Очень часто продают двойные билеты, я хочу первой войти в вагон! Вава!!!

Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я встал на колени, прямо в февральскую грязь, и попытался вытащить один сапожок. Тщетная попытка, слишком тонкий каблук словно приварился к резине. Подошедший носильщик тоже потерпел неудачу. Подергав туда-сюда маменькину ногу, он вспотел и с чувством произнес:

– Ну бабы! Кто же такую обувь носит! Прямо насмерть встала. Вы бы себе чего попроще купили, на резиновом ходу, дешево и удобно, ни в жисть не поскользнетесь. У меня жена хоть и помоложе будет, а давно такие приобрела…

Николетта разинула было рот, чтобы достойно ответить обнаглевшему мужику, но тут, как на грех, ожило радио.

– Граждане пассажиры, – понесся над нами равнодушно-металлический голос, – поезд номер…

– Ой, ой, – завопила маменька, – все, я опоздала! Идиоты!

– Не волнуйся, – пыхтел носильщик, – только посадку объявили. Состав за сорок пять минут до отъезда подают, ща мы тебя выкорчуем.

– Кретины, уроды, – плакала Николетта, – каким только образом ухитрились меня сюда запихнуть!

– Так я чего, – засопел носильщик, – я совсем ни при чем, и внук ваш тоже.

– Кто? – перестала биться в рыданиях Николетта. – Какой внук?

– Вот этот, – мужик ткнул в меня пальцем. – Мы вместе с ним бежали, вы одна сзади топали!

Я закрыл глаза. Все! Сейчас Николетта покажет нам небо в алмазах. И точно. Маменька секунду стояла с раскрытым ртом, потом издала вопль раненого бизона. Около нас мигом собралась толпа.

– Обокрали небось, – говорили одни.

– Не, в магазине обчистили, – предполагали другие.

– Теракт, – настаивали третьи, – эй, кого тут убили, дайте глянуть!

В конце концов из магазинчика высыпали продавцы. Разобравшись, в чем дело, они предложили свою помощь, и в конце концов одна из девочек придумала гениальный выход:

– Пусть она снимет сапоги, а мы скатаем дорожку, унесем ее в подсобку и там мигом вырежем каблуки.

– Глупости, – отмела это предложение маменька. – Я что, должна стоять босиком на снегу?

– Вовсе нет, – стрельнула в мою сторону густо намазанными глазами девица, – я принесу вам обувку.

Мне ее идея показалась конструктивной, и, несмотря на сопротивление маменьки, мы приступили к ее осуществлению. Сначала Николетте принесли чудовищного вида кроссовки, размера эдак сорок шестого. Увидев, что ей предложили временно нацепить на ноги, маменька затрясла головой и категорично заявила:

– Ни за что! Хоть убейте.

– Вы не волнуйтесь, – принялась уговаривать ее продавщица, – они чистые, просто страшные.

– Их Мишка только в магазине носил, – ворковала другая, расстегивая «молнию» на маменькиных сапогах.

– Нет, – капризничала та, – хоть убейте меня, не надену!

– На поезд опоздаешь, – напомнил я.

– Господи, – взвыла Николетта, – почему ты постоянно посылаешь мне испытания!

Причитая, она перебралась в кроссовки и, сев на поданный стул, стала раздавать указания продавщицам:

– А ну поторопитесь, а то ногам холодно. Эти уродские ботинки совсем не греют.

– Мишке они тоже не нравились, – пробормотала одна из торгашек, скатывая дорожку, – он их поэтому редко надевал, а после его смерти никто на них и не польстился.

– Чьей смерти? – подскочила на стуле Николетта.

– Так Мишка помер, – пояснили хором продавщицы, – сам допился, а ботиночки остались…

Выпалив это, девушки ловко подхватили дорожку и втащили ее в магазин.

– Это что? – растерянно обвела нас взглядом маменька. – Я надела обувь мертвеца?

Мы с носильщиком переглянулись. Мужик судорожно закашлялся, а я, ощущая, как уголки рта начинают разъезжаться в предательской улыбке, быстро сказал: