Петер Аддамс - Убийство в замке

— Ну, а меня вы, конечно, считаете главным подозреваемым лицом? — спросила Дороти.

Бейли замахал руками, как будто он хотел отогнать слепня. Добрая улыбка собрала вокруг его носа сеть морщин.

— С чего вы взяли, что именно вас я считаю виновной?

— Ну, причина совершенно ясна. Вы долго допрашивали всех и прочитали завещание.

— Идею создать детский интернат и бассейн я нахожу великолепной, — похвалил инспектор. — Я могу себе представить, какие мины сделали непрошеные гости, когда увидели в дверях Фишера с резиновым крокодилом, а вы в это время рассказывали о своих планах.

Сделав паузу, Бейли продолжал:

— Доктор Эванс — единственный приятный человек, даже очень приятный. Мне кажется, что вы с ним подружились?

— Да, он мне нравится, хотя его дьявольская бомба чуть не стоила мне жизни.

— Было бы весьма жалко, если бы с вами что-нибудь случилось, — сказал Бейли сочувственно. — В этом случае пришлось бы навсегда расстаться с вашим проектом детского интерната, а когда речь идет о детях, я не могу оставаться равнодушным. Кстати, не поймите меня превратно, я позвонил в ведомство детских домов, но там никто не знает о вашем визите. Жаль, жаль.

— Они и не могли знать. Я там еще не была, — призналась Дороти. — И все же я серьезно намеревалась создать детский интернат. Ну, а теперь послушайте меня внимательно, инспектор. Я рада, что имею возможность так мило беседовать с вами за кружкой портера. Но я за ясность. А вы, мой друг, вот уже больше часа ходите вокруг да около, вместо того чтобы спросить меня напрямик.

— Это так, — подтвердил инспектор. — Но моей натуре претит пугать людей вопросами. Я за приятные беседы.

— А я за то, чтобы вы наконец сказали, что вы замышляете. Ведь меня вы считаете главным подозреваемым лицом, не так ли?

— Конечно, — утвердительно сказал Бейли. — У кого еще могут быть причины освободиться от этих неприятных людей?

— Получается так, — согласилась Дороти и неожиданно добавила: — То, что кажется правильным на первый взгляд, не всегда подтверждается.

— И такое случается.

— Что же вы собираетесь предпринять? Арестовать меня?

— Для этого не хватает показаний и материалов.

Бейли, не стесняясь, налил себе пива, с наслаждением сделал глоток и опять закрыл глаза.

Дороти показалось, что инспектор Бейли опаснее, чем мешок гремучих змей, причем именно потому, что он добродушен и гуманен. Он с большим интересом слушал, сколько труда ей стоило разбить около дома клумбы для дикой гвоздики, затем неожиданно начал разговор о пожаре, жертвой которого она чуть было не стала, а также о бороне под окном, неожиданно оказавшейся посреди вновь разбитой клумбы.

— О господи, это могло плохо кончиться для вас! Ожоги — самые болезненные раны. А если бы вы прыгнули из окна! Быть пронзенной зубцами бороны — это не менее болезненно. Слава богу, Фишер спас вас. Примерный слуга. А каково ваше мнение о нем? — спросил он участливо.

Дороти не очень хорошо представляла, что сказать о Фишере.

— Он сдержан, надежен. Ничего плохого о нем сказать не могу. — Вдруг она рассмеялась. — Моя экономка, правда, — но об этом вы, видимо, уже знаете, — другого мнения о нем. Она считает его убийцей и убеждена, что это он взорвал зал.

— Удивительно наивная особа эта Патриция Хайсмит, но не исключено, что и она может оказаться правой. Вы не задумывались, почему Фишер такой отличный шофер? Когда рассказывают о его искусстве вождения, меня пробирает озноб. Так ездить может лишь человек, который, образно говоря, родился в автомашине, но никак не садовник с безупречными профессиональными характеристиками.

— Я не могу об этом судить. — Дороти все больше начинала нервничать. Бейли посмотрел на нее участливо.

— Хорошо. Давайте на сегодня кончим. Вы так возбуждены, что скоро начнете грызть локти. Еще один, последний вопрос. Действительно ли вы большие друзья с трактирщиком Биллом Шенноном?

— Да, но план взорвать моих любимых гостей я придумала сама. Он возник не в «Кровавой кузнице». Билл Шеннон невинен, как овечка.

— Это радует меня, это очень меня радует. — Инспектор закончил разговор с таким выражением лица, будто хотел бережно погладить Дороти по темечку.

Поздним вечером он уехал вместе с экспертами, подробно изучившими лабораторию в подвале.

У Дороти точно гора с плеч свалилась. Она удалилась в свою комнату, опустилась на диван и закрыла глаза.

Диван был ярко-красного цвета, ковер — зеленого, шторы — желтого. Вкус Дороти был, мягко говоря, экзотическим. На комоде стояла сюрреалистическая скульптура, отдаленно напоминавшая кенгуру. Она была испещрена отверстиями величиной с яйцо. Автор назвал свое произведение «Старый рыбак с неводом». Это было смело.