Фредерик Дар - Стандинг, или Правила хорошего тона в изложении главного инспектора полиции Александра-Бенуа Берюрье (Курс лекций).

— Как я рад вас видеть, господин комиссар, — с чувством изрекает он.

— Ну, как семейная жизнь, все нормально?

Как он еще умудряется краснеть, это — тайна или, скорее всего, — чудо.

— Привыкаем, — улыбается он. Маман, — которая уже угостила его портвейном, насильно наливает мне стакан и бесшумно исчезает, радуясь тому, что может репатриироваться на свою кухню. У меня такое впечатление, что у нее там томится луковый суп с тертым сыром.

— Думаете заводить детишек?

На этот раз он становится кирпичного цвета.

— Да, в январе месяце.

— В рыжий горошек, — шучу я, а сам себя спрашиваю, на кого же он будет походить, маленький царь в горошек папаши Матиаса.

— А как тебя приняли ребята в Лионе?

— Очень славные.

Отчего же тень омрачила лило Матиаса, этого живого Ван Гога? Его рыжеватый взгляд покрывается дымкой. Он нервно просовывает палец под воротник рубашки.

— Ты там работаешь в лаборатории?

— Нет, я уже два месяца преподаю в школе полиции Сен-Сир на Золотой Горе.

Я поздравляю его, восхищенно присвистнув.

— Теперь прямая дорога в институт, дружище. А что ты там преподаешь для слушателей?

— Опознавание по пулевым отверстиям.

— Преподаватель пулевых отверстий, это что-то оригинальное, — с умным видом изрекаю я. — На визитной карточке это выглядит солидно. Да, ты с нами перекусишь, надеюсь?

— Я не хотел бы вас беспокоить.

— Брось ломаться! Ты приехал с женой?

— Нет. В ее положении, сами понимаете…

— У тебя дела?

Он прокашливается и заявляет:

— Я приехал к вам.

Я престо ошарашен. Я сразу предчувствую что-то нехорошее. Я опорожняю свой стакан, потому что я почти такой же, как Берю: налитый стакан меня раздражает.

— У тебя неприятности?

Он смотрит на меня натужным взглядом. Прядь волос цвета опавших листьев свисает на его веснушчатый лоб. Он пахнет рыжим; такой сильный и терпкий запах может разбудить любую аудиторию. Многие лекторы только бы выиграли от того, что они конопатые.

— Я боюсь, господин комиссар.

Это самое неприличное из всего, что может произнести его рот. Матиас сколько угодно может быть лабораторным работником, сражаться со своими лупами, пробирками и фотоувеличителями, но это совсем не говорит о том, что он хлюпик.

— Рассказывай!

— Все начались через неделю после моего прибытия в школу полиции. Как-то вечером я задержался в своей лаборатории. И как раз тогда, когда я выходил из нее, я услышал крик с верхнего этажа. Мимо меня пролетело что-то темное и с грохотом ударилось об пол. Это был один из слушателей школы. Почему-то у меня возникло впечатление, даже — уверенность, что кто-то его сбросил через перила. Поэтому я не побежал вниз, а одним махом взбежал наверх.

— Рефлекс ищейки, это точно! — одобрительно говорю я. — А потом, дитя мое? Говорите мне все!

— Я не заметил ничего странного. На последнем этаже находится кафедра средств связи. Там никого не было, некоторые двери были заперты на замок! Тогда я спустился.

— А что с этим классным прыгуном?

— Умер. Пролом черепной коробки.

— Что показало расследование?

— Заключение: самоубийство в состоянии депрессии.

— Я пока не усекаю причины твоего страха.

— Меня чуть было дважды не убили, господин комиссар. У Матиаса легкий тик, одна щека подергивается.

— Ты уверив?

— А как же! В первый раз это было на следующий день после того самоубийства.

Я собирался сесть в свою машину, как какой-то автомобиль как смерч тронулся с места и помчался прямо на меня. Я чудом успел перемахнуть через капот машины, на кузове моей «восьмерки» до сих пор осталась вмятина. Вторая попытка была предпринята в лаборатории школы. Вместо порошкообразного реактива мне во флакон насыпали бугназильную селитру. И когда я стал делать анализ, раздался ужасный взрыв.

Он показывает совершенно черную ладонь левой руки.

— Это чудо, что я там не остался!

Наступает тишина. От всего этого действительно можно прийти в смущение.

— Что ты думаешь по существу, Матиас? Он похож на большого умного мальчика. Из категории всегда первый в классе. Хорошие отметки, доски почета и дипломы была придуманы для парней его породы.

Без особого ума, но с большой поглощающей способностью мозга. Без инициативы, но с громадным прилежанием. Он ждет от жизни только то, что она может ему дать: устойчивое положение, плодовитую супругу, загородный дом и орден «Академические пальмы». Он уже сам по себе академичен. Доволен тем, что он живет, что он рыжий и приносит пользу.