Галина Куликова - Неземное тело

Корнеев с удовольствием облизал огрызок и аккуратно положил его на салфетку. Вытер руки о себя, испачкав заодно и рубашку, и, удовлетворенный, откинулся на спинку дивана.

— Рядом с нами находится коттедж Александры Журвиц, то есть певицы Саши.

— Я знаю, — ответила Лайма.

Она досконально изучила план и запомнила, какая знаменитость в каком доме проживает. Саша только недавно стала непременной участницей всех праздничных концертов, проводимых на главных площадках столицы, которые собирали самых известных артистов эстрады. Подняться на такую высоту считалось большим достижением, ибо список поющих уже много лет оставался неизменным. Единственное, что могло по-настоящему удивить, — это порядок выхода артистов на сцену или «сдохшая» фонограмма.

Логика подсказывала, что сначала человек должен обнаружить в себе талант и уж потом, совершенствуя его, добиваться известности. Однако Саша избрала альтернативный путь к славе. Сначала она приняла решение стать известной певицей и лишь потом начала возводить здание своего таланта. Поскольку техника идет вперед семимильными шагами, талант вскоре обещал стать народным.

— У нее была собака, — продолжал свое повествование Корнеев.

— Ты ее убил, — мрачно закончила Лайма. — В землю закопал и на камне написал…

— Лайма!

— Почему ты считаешь, что именно собака Саши должна стать моей лучшей подругой?

— Ты меня не так поняла. Сама Саша станет твоей лучшей подругой! Она наверняка любит свою псину. И когда сообразит, что та пропала, как пить дать ударится в панику. И тут ты приходишь и возвращаешь ей лохматое сокровище! Да она тебя боготворить будет. Правда, я умный?

— Как тебе удалось украсть собаку? — мрачно поинтересовалась Лайма. — Она что, была без сознания?

— Просто она очень маленькая.

— Болонка, что ли?

— Карликовый пудель. Такая серенькая кудлатая шавка. На ухе у нее красный бантик и какие-то цацки на шее. Она пролезла через дырку в заборе и бегала по дороге.

— Ты отнёс карликового пуделя в темный лес?! — в ужасе спросила Лайма. — Да ещё привязал к дереву?! Ведь его там съедят дикие звери!

— Здесь водятся только коровы, — буркнул Корнеев, расстроенный тем, что напарница не оценила его подвиг.

— Или он умрет от страха! Маленькие собачки безумно боятся темноты и одиночества!

— Ты говоришь с такой страстью, будто сама была маленькой собачкой. — Корнеев встал и потянулся, хрустнув косточками. — Что ж, пожалуй, я пойду устраиваться на новом месте. Посплю пару часов, а потом проверю свою идейку.

— Евгений, ты не можешь так поступить. Надо сходить в лес и забрать животное.

— Не выдумывай, — отрезал Корнеев. — Если я буду бегать по поселку, меня обязательно кто-нибудь заметит. Мы не можем провалить серьезную операцию только потому, что ты такая жалостливая. Ложись спать, а завтра утром приступишь к спасательной операции.

— Где собачка? К какому дереву ты ее привязал?

— В общем, так. Надо перейти шоссе возле указателя «Богодуховка, 1 км», спуститься по насыпи и двигаться к лесу, ориентируясь на большой дуб с дуплом. Собачка за дубом. Да ты наверняка ее услышишь. Когда я уходил, она жутко выла.

— Избавься от этих усов, — сказала Лайма ему в спину. — Ты похож на водопроводчика.

Собственные щегольские усики делали Корнеева совершенно неотразимым. Тонкие и черные, они повторяли капризный изгиб его верхней губы и, подобно последнему росчерку пера, идеально дополняли облик рокового красавца. При виде Корнеева у большинства женщин слабели коленки.

Он принял душ и, завернувшись в банный халат, удалился в свои чертоги. Лайма некоторое время ходила взад-вперед по комнате, представляя себе маленького пуделя, изнемогающего от страха и одиночества посреди леса, потом открыла дверь в подвал и спустилась на несколько ступенек.

— Тук-тук! — крикнула она. — Можно к тебе, жестокосердный тип?

Жестокосердный тип не ответил, и тогда она двинулась дальше со словами:

— Думай обо мне что хочешь, но уснуть я не смогу. Давай сходим за этой собакой…

Она оборвала себя на полуслове, потому что увидела Корнеева, который сидел абсолютно неподвижно, уставившись на экран монитора. Во рту у него торчал бутерброд, а глаза были стеклянными, как будто он подавился и вот-вот собирается свалиться замертво.

— Ясно, — пробормотала Лайма. — Люки задраены. — Она развернулась и пошла обратно, приговаривая: — Был бы тут Иван, он не допустил бы такого безобразия. Ивана даже не пришлось бы ни о чем просить…