Галина Куликова - Вуду для «чайников»

— Просыпайтесь! — закричала Лайма и забарабанила кулаком в стекло.

Шофер вскочил и вытаращил на нее глаза.

— Вы чего? — воскликнул он, разблокировав дверцы. — За нами уже гонятся?

— Никто за вами не гонится. Отставить панику.

— А у вас есть пистолет? — спросил июфер, получив задание не упустить мулатку из виду. И, главное, ту машину, в которую она сядет.

— Вы прямо как маленький! — удивилась Лайма. — Даже если и есть, что с того?

— Интересно, — пожал тот плечами.

— Надеюсь, вы не попросите его на время, чтобы развлечься и пострелять по колесам?

Шофер хохотнул и тотчас воскликнул:

— Смотрите, смотрите, она действительно садится в машину!

Как будто до сих пор не верил, что такое может произойти. Возле мулатки остановился массивный черный «Вольво», в который она скользнула так ловко, словно проходила специальные курсы скоростной посадки в машину.

— Сдается мне, что они сейчас дунут, — пробормотала Лайма. — Давайте двигайте за ними.

— Куда они дунут? — проворчал шофер. — Шоссе еле-еле идет, а они вдруг дунут!

Несмотря на его уверения, она все равно страшно волновалась, пыталась высунуться в окно, будто стекло мешало ей все как следует рассмотреть, и вообще вела себя, по мнению шофера, как все истеричные бабы. Наконец он не выдержал и спросил:

— А вы машину водите?

— Да, — с гордостью ответила она. — Меня еще бабушка научила.

— Могу себе представить, — пробормотал он. — Вы бы сейчас наверняка прыгали из ряда в ряд, как бешеный кенгуру. И вам бы кто-нибудь обязательно наподдал в задницу.

— Все приоритеты за вами, — согласилась Лайма. — Вы водите лучше.

Шофер еще некоторое время молчал, потом все-таки полюбопытствовал:

— А какая у вас машина?

Ответить Лайма не успела, потому что «Вольво» неожиданно свернул в узкий переулок, преодолел еще сотню метров и остановился перед рестораном с цветными витражами вместо стекол. Судя по всему, ресторан был дорогим. Но кавалер, который помог мулатке выбраться из машины, тоже не казался бедным. Лайма жадно его разглядывала.

Самое интересное, что она никак не могла определить его возраст. С левого боку он казался ей двадцатилетним юнцом, а с правого — тридцатилетним мужчиной. Возможно, его молодило очень гладкое лицо молочного цвета — на таких лицах обычно не растут усы, а если и растут, то такие чахлые, что их немедленно хочется выполоть.

Лайма решила, что мулатка вряд ли заметила ее на Пушкинской площади. Та ни разу не дала понять, что обратила внимание на такси, которое волоклось за ней до самого торгового центра. Кроме того, после маневра с подземным входом она могла не волноваться, что ее проследят до этого ресторана. «Полагаю, что, даже если мы столкнемся нос к носу, ничего не произойдет», — решила Лайма. Как опытный детектив, она хотела записать номер «Вольво», но, чтобы его рассмотреть, нужно было выйти из машины.

Она так и сделала, твердо решив, что пойдет вслед за парочкой в ресторан и нормально пообедает. Мулатка и ее спутник замешкались у входа, и, когда Лайма приблизилась, мулатка бросила на нее косой взор. И так изумилась, что сделала шаг назад и едва не потеряла равновесие.

— Что? — сердито спросил белолицый мужчина, который вблизи выглядел все же более зрелым, чем казалось издали. — В чем дело?

И схватил мулатку за руку. Она вскрикнула. Потом пробормотала что-то неразборчивое и указала на Лайму.

Мужчина повернулся и поглядел на нее в упор — взгляд у него был острый и злой. Поглядел, дернул уголком рта и внятно сказал:

— Так пойди и убей ее.

Тагиров не верил, что проявил такую фантастическую беспечность и не оставил вообще никаких записей относительно ДЕЛА, которое они с Эллой затеяли. Пусть он не планировал, что у него отберут память. Но то, что его могут убить, должен был учитывать. Он всегда подразумевал такую возможность.

Вернувшись в свое убежище на Лиственной аллее, он тщательно обыскал комнату, но ничего не нашел. Был здесь и тайник, но в нем давно уже ничего не хранилось. Он представил себя в ситуации, когда перед началом опасной операции нужно оставить кому-то знак. Дать наводку, по какому пути идти. Возможно, он вел дневник или наговорил текст на кассету. Но под гипнозом все выболтал, и их забрали. Остается надежда на то, что он предвидел такой поворот дела и озаботился другими, не столь явными путеводными нитями.

Возможно — только возможно! — что он обращался к членам семьи. Семья у него была такая, что не соскучишься. И если обзванивать всех по очереди, уйдет уйма времени. Одним вопросом по существу тут не ограничишься, придется выслушать жизнеописание каждого в отдельности, а это суровое испытание.