Пьер Сувестр - Король — узник Фантомаса

— Вы жалеете её, сир?

— Конечно, жалею… Но что с вами, мадемуазель?

Мари Паскаль смертельно побледнела и без сознания упала на руки подбежавшего к ней Фандора…

Несколько мгновений спустя роли действующих лиц переменились. Теперь Мари полулежала в кресле, а Фандор стоял перед ней на коленях. Он осторожно сжимал её тонкие пальцы и покрывал их поцелуями. Тем временем в комнате почти совсем стемнело. И по мере того как девушка приходила в себя, его ласки становились всё более страстными. Внезапно, осознав происходящее, Мари Паскаль резко выпрямилась.

— Что вы делаете?! — воскликнула она в страхе.

— Я вас люблю… — прошептал Фандор и обнял её ещё крепче.

Но девушка с силой высвободилась из его объятий и отскочила в другой угол комнаты.

— Нет, нет! — кричала она. — Это ужасно! Я не хочу!

И закрыв лицо руками, она разрыдалась. Но сквозь её рыдания Фандор различил слова, поразившие его в самое сердце:

— Увы! Увы! Я тоже вас люблю…

В душе молодого журналиста с каждой минутой сменялась целая гамма чувств и впечатлений.

Сначала, приятно поражённый красотой молодой девушки, он затеял с ней любовную игру и был весьма доволен, что имеет успех. Но уже сжимая Мари Паскаль в своих объятиях, он чувствовал, как ревность кольнула его в сердце. Он подумал, что обязан успехом не себе, что взаимность молодой девушки была адресована не ему, а тому, кого она считала королём Гессе-Веймара!

Положение, в которое он попал, показалось ему смешным, унизительным, невыносимым. Драма превращалась в водевиль, благородные чувства граничили с нелепым гротеском… И если Мари Паскаль была трогательна и возвышенна в своём волнении, в своём отчаянии, то Фандор — и он вдруг это ясно осознал — был просто смешон в своём наряде мольеровского больного и в своей роли похитителя ласк, не ему предназначенных…

Смущённый, он разжал объятия. Мари Паскаль первая пришла в себя.

— Сир, — сказала она своим нежным, музыкальным голосом, — разрешите напомнить вам об одном обещании…

— О каком? — спросил Фандор, всё ещё не преодолевший своего смятения.

— Осмелюсь ли я попросить у вас этот сувенир?

И она указала на стоящий на столе фотографический портрет Фридриха-Христиана.

«Час от часу не легче! — подумал Фандор. — Выходит, я должен подарить ей чужой портрет… почти что портрет моего соперника!..» Но делать было нечего: он взял портрет со стола и протянул его Мари. Та, казалось, чего-то ждала… Потом взяла ручку и протянула её Фандору. Он понял, что она просит его сделать надпись на фотографии.

— Нет! Ни за что!.. Никогда!.. — вскричал мнимый король.

Сделать такую надпись означало совершить не только обман, но и подлог! Желая как-то объяснить свой отказ, он добавил:

— Дорогая Мари Паскаль, мне категорически запрещено делать надписи на своих портретах…

— Кто может запретить Вашему величеству? — удивилась девушка.

— Это запрещено… это запрещено Конституцией!

Мари Паскаль широко открыла глаза, а Фандор стал думать, чем бы смягчить свой отказ, и, не придумав ничего другого, снова прижал её к сердцу. «Как же всё это дико! И какой я негодяй!» — думал он при этом…

Но влюблённые должны были тут же отстраниться друг от друга, потому что в дверь постучали. Это был метрдотель, который торжественно провозгласил:

— Сир! Это… Вульфенмименгляшк!

Фандор замер в недоумении. Ему снова предстояло разгадывать очередную загадку! Смущённая Мари Паскаль хотела уже незаметно выскользнуть за дверь, когда мнимый монарх остановил её и, подойдя к ней вплотную, быстро прошептал:

— Отправляйтесь в сыскную полицию, найдите там инспектора Жюва и расскажите ему всё относительно оторванного куска кружев…

Он ещё что-то говорил ей совсем тихо, а она согласно кивала головой. Затем Мари Паскаль скрылась за дверью.

Метрдотель между тем продолжал стоять в ожидании ответа.

— Вульфенмименгляшк! — повторил он.

Фандор с трудом удержался от смеха, услышав это невообразимое звукосочетание. «Наверное, это один из тех причудливых коктейлей, которые мне время от времени приносят, потому что их любит Фридрих-Христиан», — подумал журналист и сказал вслух:

— Налейте!

У метрдотеля глаза полезли на лоб, но он не сказал ни слова. Фандор понял причину его остолбенения, когда повернулся к двери. В дверях появился толстяк с багровым лицом, с усами, торчащими, как пики. Он отдал Фандору честь и рявкнул:

— Вульфенмименгляшк!