Дарья Калинина - Кража с обломом

Дверь нам открыл сам хозяин. Сначала на его лице отразилось недоумение, по мере узнавания нас с Маришей оно сменилось легким отвращением, которое вышло из разряда легкого в тот момент, когда он увидел Мишку, который по-прежнему разгуливал в парике, платье и на шпильках. Иннокентий разглядывал Мишку довольно долго, и отвращение на его лице все усиливалось и усиливалось. Наконец он произнес:

— А эта откуда?

При этом он всем своим видом показывал, что уж эта особа порога его дома не переступит ни за какие коврижки. Шутка Мишке не приедалась, и он попытался состроить глазки Иннокентию. На лице последнего промелькнул настоящий ужас, и он сделал попытку захлопнуть дверь перед нашим носом.

Мариша, видя, что дело может обернуться плохо, резво сорвала парик с Мишкиной головы и воскликнула:

— Это же Мишка!

Облегчение, которое появилось было на лице Иннокентия, быстро сменилось откровенной паникой.

— Неужели и ты тоже решился на это? — с дрожью в голосе спросил он у Мишки и грустно добавил:

— Я этого не переживу.

— Переживешь, — утешил его Мишка. — Позволь представить тебе еще одного моего друга. Он просто мечтает познакомиться с тобой и твоей ванной.

С этими словами он выпихнул из-за своей спины застенчиво прячущегося там Гришутку, который от смущения начал быстро краснеть всей шеей. Глаз у Иннокентия при виде его загорелся, и он воскликнул:

— Наконец-то в нашей компании появился приятный человек! Как я рад!

После этого, обвив обалдевшего Григория руками за плечи, он увлек его в глубь квартиры. Последнее, что до нас донеслось, было:

— Ах, мой милый, ведь я могу так вас называть, не правда ли, если бы вы знали, как тяжело жить в обществе людей, которые совершенно чужды вам!

Но в тот момент, когда я увидел вас, я понял, что мы будем очень-очень счастливы вместе. Позвольте показать вам квартиру. Это вот ванная.

Нас он предоставил самим себе, всецело посвятив свое время развлечению нашего доктора, который был от этого далеко не в восторге и к тому же постоянно путался в шароварах, которые ему субсидировал Иннокентий, пока основательно пропахшая трехдневной картофельной шелухой и селедочным маслом одежда Григория сушилась на веревочке после стирки. Иннокентий же заливался соловьем и звал нас всех ужинать в ресторан, поглядывая при этом главным образом на доктора и делая нам выразительные жесты, приказывая остаться дома.

Григорий выглядел вконец затравленным и страдающим. Я сделала для его спасения единственную вещь, которая пришла мне на ум. Наклонившись к Мишке, я прошептала:

— Если он потащит нашего кудесника в ночное, тот не сможет покопаться у тебя в мозгах до завтрашнего вечера. Пока он от похмелья избавится, пока то да се, а время идет. А бандиты ждать не станут, кто их знает, может быть, они уже с утра будут знать, где мы обитаем. Москва-то город маленький.

Кажется, Мишкино общество кое-чему меня научило, и это учение пошло самому Мишке не на пользу. Но в любом случае цель моя была достигнута, так как заволновавшийся Мишка исчез на минутку, а потом появился с умиротворенным выражением, которое у него появлялось каждый раз, когда он делал какую-нибудь мелкую пакость.

— Где это наш маленький Женечка пропадает? — нехорошо улыбаясь, спросил он у Иннокентия. — Не случилось ли чего?

Напоминание о Женечке выбило Иннокентия из колеи. Он оторвался от Григория и испуганно осведомился:

— Тебе что-то известно? Говори же, не томи меня. Знаешь же, как я беспокоюсь из-за этого паршивца.

— Видел его из окна, — загадочно проговорил Мишка. — Сидел на лавочке, грустный такой, а потом к нему подвалил толстяк в клетчатом пиджаке, он еще у тебя был в гостях где-то в среду или в четверг.

После этого Мишка сделал паузу, а Иннокентий схватился за сердце.

— И они куда-то ушли вместе, — безжалостно закончил Мишка.

После его слов Иннокентий мгновенно сорвался с места и, бормоча на ходу, что он не позволит всяким проходимцам, даже если они владельцы ночных клубов, помчался переодеваться. Так что узнать, что именно он не позволит проходимцам, нам так и не удалось.

— Миша, пельмени в холодильнике, меня не ждите, — распорядился он, на ходу застегивая на себе шелковую рубашку, в которой смешались все известные мне цвета, и заправляя ее в немыслимо узкие кожаные штаны.

— Тишина и покой на ближайшие несколько часов обеспечены, — гордо просветил нас Мишка. — Можно приступать к исследованию содержимого моих мозгов.