Дарья Калинина - Двойная жизнь волшебницы

– Ах!

– Вы ее погубили!

Несмотря на то что картина, казалась, была безвозвратно испорчена, Рогожкин и Галина Павловна все равно рвались к ней. Они протягивали руки, и каждый пытался схватить и утянуть картину поближе к себе. Наблюдавшие за этим гости безмолвно таращили глаза, не в силах понять, что происходит.

Одна Гликерия Карповна на правах хозяйки поминок пыталась навести дисциплину, ежесекундно восклицая:

– Ах, батюшки! Да что же вы такое творите, дорогие мои? Ох, святые угодники! Перестаньте!

Куда там! Галина Ивановна с нотариусом словно обезумели. Они перестали тянуться к погибшей картине, вырвались из рук тех, кто их удерживал, и начали срывать со стен другие картины.

– Да что это такое происходит! Видел бы вас сейчас Кеша! Вы что, обезумели? Сейчас милицию вызову!

Этот окрик наконец возымел нужное действие. Присутствия милиции не хотел ни нотариус, ни Галина Павловна. Они оставили в покое картины и разошлись в разные стороны, кидая друг на друга полные ненависти взгляды. Но в рукопашную, к счастью, больше вступать не собирались.

– Я поражена, – произнесла Гликерия Карповна, немного придя в себя. – Галочка, как ты могла? На поминках моего Кеши… Мы же вчера так хорошо и душевно с тобой поговорили. Что же ты позоришь память моего сына?

– Простите меня.

Галина Павловна смиренно опустила голову и казалась воплощением кротости и чувства вины. В этой женщине явно пряталась великая актриса, если одной своей позой и склоненной головой она умудрилась внушить всем окружающим сочувствие. Все снова зашептались, но на сей раз, скорее, сочувственно, чем осуждающе.

– С тех пор как я похоронила своего Петю, у меня самой в голове что-то помутилось, – произнесла Галина Павловна. – Вот увидела сейчас его работы, вспомнила и…

На глазах у нее выступили слезы и полились по худому изможденному лицу быстрыми дорожками. Слез было много, очень много. И Гликерия Карповна бросилась к Галине.

– Галочка! Как же мы с тобой похожи. Ты тоже потеряла всех своих близких. И я…

Гликерия Карповна тоже зарыдала. И обе пожилые женщины с упоением кинулись в объятия друг друга. Со стороны матери Кеши это был искренний порыв ее сердца и души, но насчет Галины Павловны подруги сильно сомневались. Ее собственные сыновья погибли много лет назад. И вряд ли сейчас она рыдала в память о них. Скорей уж эти слезы были похожи на слезы бессильной злости оттого, что у Галины Павловны отняли то, за чем она и явилась в этот дом.

Рогожкин наблюдал за этой сценой, глядя со стороны. Он извиняться перед своей родственницей не торопился. Подругам он напоминал толстого кота, затаившегося в ожидании добычи перед норкой ни о чем не подозревающей мыши.

Возбужденно переговаривающиеся между собой гости постепенно рассаживались по своим местам. Поминки продолжались. Все старательно делали вид, будто бы ничего не произошло. А потом за разговорами и в самом деле стали забывать о некрасивой сцене.

Гости переговаривались между собой, вспоминали маленького Кешу, потом Кешу-подростка, и даже Кеше взрослому досталось немало приятных и теплых слов. У каждого нашлось, чем помянуть покойника. Гликерия Карповна могла быть довольна. Если не считать драки между нотариусом и Галиной Павловной за обладание картиной, поминки проходили на высшем уровне.

И как раз, когда все расслабились и успокоились, а на лице самой Гликерии Павловны появилась умиротворенная улыбка, все шло хорошо, Кира поднялась со своего места и громко произнесла:

– Уважаемые гости, у меня есть для вас всех одно сообщение.

Улыбка на лице матери Кеши тут же уступила месту напряженному выражению. От своей несостоявшейся шебутной невестки Гликерия Карповна не ждала ничего хорошего.

– Я могла бы придержать эту новость и до более подходящего момента, но раз уж поднялся такой разговор, я должна сказать. Все картины, которые находятся в данный момент в квартире Кеши, принадлежат мне. Он подарил их мне, о чем у меня имеется официально заверенная дарственная!

И Кира помахала в воздухе гербовой бумагой, скрепленной печатью. Эту бумагу она получила сегодня утром лично из рук следователя Фокина. Дарственная была составлена честь по чести, чтобы ни у кого из заинтересованных в коллекции картин Пети Иванова лиц не возникло бы сомнений в ее «подлинности».

Большинство присутствующих отнеслись к Кириным словам равнодушно. Другие просто пожали плечами. И даже Гликерия Карповна ограничилась тем, что поджала губы и произнесла: