Татьяна Луганцева - Семь пятниц на неделе

– Уф! – перевела наконец дух от боли Груша и, совсем ни на что не надеясь, дернула за кольцо железной двери.

И вот тут совершенно неожиданно удача впервые улыбнулась ей – дверь открылась, впуская внутрь костела насквозь промокшую путницу. Хромая и часто дыша от сердцебиения, вызванного болью, Аграфена доковыляла до первой скамейки и растянулась на ней плашмя, тихо скуля. Хорошо хоть в католических храмах есть эти скамейки, иначе бы ей пришлось устроиться прямо на полу. Немного осмотревшись, она нашла в себе силы посмотреть на свою коленку. Та распухала просто на глазах, и ровно по центру ее пересекала глубокая рана. Это она так «удачно» стукнулась об острый край каменной ступеньки, который и распорол кожу, словно ножом.

«Вот ведь черт! Прости, господи…» – подумала Аграфена и попыталась встать. Тут же края раны разошлись, кровотечение усилилось. Художнице стало реально страшно и нехорошо. Она снова легла на скамейку и закрыла глаза – только так унимались кровотечение, головокружение и тошнота. Идти она не могла, перевязать ногу было нечем, и в тишине костела Груня начала соображать, что ей делать дальше.

Просто трагикомедия какая-то! В день провала спектакля русской труппы, на который все билеты купил один-единственный человек, художник-декоратор погибнет странной смертью… Она хотела нарисовать портреты умерших людей, явилась на их могилу в полном одиночестве, поранилась, а теперь истечет кровью в пустом костеле при кладбище… Романтично и глупо, но так и будет. «Может, Дилан сейчас вернется и заберет меня? Возможно, даже успеет довезти меня до больницы, – затеплилась у нее робкая надежда. Но сама же ее и разрушила: – А как парень меня здесь найдет? Посмотрит – на кладбище нет никого. И уедет. Подумает, что я вызвала такси и сбежала, когда пошел дождь. Надо мне все-таки до людей добраться… Ой, а что это меня так сильно трясет? Наверное, от кровопотери и страха. Нет, это нервы. Но чего я так, дуреха, испугалась? Сейчас главное – правильно раздышаться. Раз, два, раз, два… Вдох, выдох… Потом я встану, выйду из костела и побегу… Куда? Куда-нибудь. К людям просить о помощи. Хотя по мне и так будет видно, что мне нужна помощь, я же буду истекать кровью… Стоп! Что за истеричные нотки? Возьми себя в руки, тряпка! Почему другие берут себя в руки в экстренных ситуациях, а я, наоборот, просто размякла вся? Еще и правда тут дуба дам. Подумаешь, ранка на коленке! Вон герои кинофильмов и с ножевыми, и огнестрельными ранениями садятся за руль и едут за помощью…» – уговаривала себя Аграфена как могла, лежа в звенящей тишине. Только дождик стучал по крыше и в мозаичные стекла костела нарушающей спокойствие барабанной дробью.

Именно в этот момент хлопнула дверь – внутрь кто-то вошел. Груша, какая-то напуганная событиями последнего времени, замерла и прислушалась – ее смутили и насторожили довольно странные звуки. Во-первых, по проходу костела явно что-то волокли, а во-вторых, лязгал какой-то механизм. Поэтому она и не подала признаков своего присутствия в храме, наоборот, вытянувшись в струнку, осталась лежать на скамейке, слушая странные звуки, а также стук собственного сердца, бьющий просто в уши. Когда шаги поравнялись с ее скамейкой, Груня даже дышать перестала. Но шаги продвинулись дальше – ее не заметили. Аграфена, склонившись с лавки вниз головой, посмотрела, что происходит, чуть не загремела на пол, потому что двумя руками зажала себе рот, чтобы не закричать. Она увидела раскинутые в стороны руки, словно у распятого человека, дорогой пиджак, окровавленную рубашку и красивое бледное лицо… Вилли. Лицо было совершенно безучастно в данный момент, так как мужчина находился без сознания, хотя и продвигался очень плавно по проходу – ровно с той скоростью, с которой его тащили два каких-то незнакомца.

«Не может быть! – только и мелькнуло в голове художницы. – И правда какой-то несвоевременный день сурка, нескончаемое повторение одного и того же… И что мне делать? Я опять одна, как обычно, без оружия, да еще раненая, а Вилли снова захватили злоумышленники, ему явно нехорошо…»

Груня поняла, что единственное правильное решение для нее в этой ситуации – лежать и не выдавать свое присутствие, пока мысли не соберутся в пучок. Но когда странная процессия отдалилась, она соскользнула на холодный пол и закатилась под скамейку. На случай того, если мужики пойдут назад. Вдруг ей больше не повезет и ее заметят? Лежа под лавкой, дрожа всем телом, словно черепаха под панцирем, Аграфена чутко прислушивалась – ничего другого ей не оставалось.