Татьяна Луганцева - Семь пятниц на неделе

– Дебрен, это тот самый катер.

– Я уже понял. Ишь, перепутали они… – Комиссар шарил по карманам, словно ища что-то.

– Опаньки! Чего ищем? – раздался вдруг гневный голос.

Дебрен с Аграфеной вздрогнули. В проеме двери стоял второй мужчина, высокий и какой-то лохматый.

– Вы чего сделали с ним? – покосился он на лежащего совершенно без движения напарника.

– Убили! – с вызовом в голосе ответила Груня, которая чувствовала себя так плохо, что ей было даже все равно, какие действия предпримет и что сейчас с ними сделает второй киллер.

– А ты кто? – со злостью спросил мужчина.

– Вы арестованы! – вдруг выдал Дебрен, еле стоящий на ногах.

– Как бы не так! – кинулся на комиссара бандит, совсем не беря в расчет хлипкую Груню.

Естественно, что он сразу же свалил его с ног, так как конечности полицейского еще не отошли после тугого стягивания веревкой. Мужчины покатились по захламленному полу сарая. Аграфена не отставала от них, заодно попыталась найти молоток. Но не нашла и стиснула в пальцах большой ржавый гвоздь – единственное, что попалось на глаза.

«Неужели мне придется и второго человека убить? – вдруг подумала она и сунула в руку Дебрена свое оружие, которое полицейский, не задумываясь, и вогнал в тело противника. Тот хрюкнул, крякнул и отвалился от уже задыхавшегося комиссара.

– Господи, когда же это закончится? – выдохнул Дебрен, вытирая о себя руки. – Ты Груня, просто маньяк какой-то!

– Я маньяк?! Это же вы воткнули гвоздь в мужика, словно шампур в шашлык!

– Но ты одного типа вырубила молотком, а потом мне дала железяку. Что про меня подумают коллеги? Что я убиваю преступников ржавым гвоздем с подачи русской художницы?

– А что, я должна была кисточку для росписи фрески вам подать? Гнусная парочка была не просто преступниками, а убийцами! И они убили бы вас! Вы еще их пожалейте и сделайте этому вот прививку от столбняка. Гвоздь-то ведь был грязным и ржавым! – обиделась Аграфена.

– Да я шучу! Если бы не ты… Ох, страшно подумать… Спасибо тебе! Никогда еще лезвие ножа не было так близко от моей шеи.

– Лучше и не думать. Пойдемте отсюда скорее, надо помощь вызвать.

– Ноги-руки не слушаются, – доверительно сообщил полицейский.

– Надеюсь, их было двое? Третьего нет поблизости? – поежилась Груня, чувствуя, как ее спина покрывается липким потом, а в глазах снова темнеет.

– Я сначала поищу в их карманах свое оружие. Они ведь разоружили меня, подло напав со спины. Эй… Груня! Груня! Посмотри на меня! Не делай так! Ты почему глаза закатываешь? Что с тобой?

Это были последние слова, что Аграфена услышала, прежде чем отключиться окончательно.

«Как красиво поют птички… Настоящие трели выдают, и словно дуют в трубочку, и стучат молоточком по наковаленке, и ударяют трещеточками, и звенят колокольчиками… Ой, о чем я говорю? Это же не птички поют, а у меня в голове звенит… Просто ужас какой-то!» – думала Груня, постепенно возвращаясь в свое сознание. Она медленно открыла глаза и уставилась на лицо Татьяны Ветровой, по-прежнему кривое, перекошенное. Но вдобавок у актрисы на носу висела какая-то полупрозрачная трубочка.

– Таня… что это у тебя?

– Где? – с трепетом приблизилась к ней Татьяна.

– На носу… трубочка… Зачем?

– Трубочка? Какая трубочка? А, вон ты о чем… Не трубочка, а капельница, и у тебя, и у меня, – охотно пояснила Татьяна. – Господи, слава тебе! Сказали, если ты проснешься, то все будет хорошо. Пойдешь на поправку, так сказать…

Груня приподняла голову. Она лежала голая под простыней, и к каждой руке тянулись капельницы.

– Где я? Что со мной?

– Мы в больнице, в реанимационном отделении. Но ты не переживай, мы с тобой здесь вдвоем, – успокоила ее Таня.

Аграфена с удивлением посмотрела на нее и увидела, что Таня одета в халат в полоску, явно больничный. И к ее руке тоже была прикреплена капельница, только на колесиках, то есть передвижная.

– Реанимация? Но что случилось? Почему ты тут? – удивилась художница, словно ее совсем не удивило, что и она сама здесь находится.

– Ты ничего не помнишь? Хотя, откуда! Целые сутки в бреду! – махнула рукой актриса.

– Сутки? Таня, объясни мне!

– Я уже говорила и с полицейским, и с врачом. Мартини, что мы пили, оказался отравленным каким-то ядом, его название мне никогда не повторить даже под пытками.

– В каком смысле отравленным? – еще плохо соображала Аграфена.

– В самом прямом.

– А кто это сделал?