Клод Изнер - Встреча в Пассаже д'Анфер

Ида вспомнила слова своего импресарио, который постоянно предостерегал ее, призывая быть более осмотрительной: «Милочка, чтобы сделаться известной, надо быть знаменитой! Ты — не звезда, так что не задирай нос. Когда ты превзойдешь славу Эммы Кальве, [55] Эмма Кальве (1862–1942) — французская оперная певица, в 1892 г. исполнила партию Кармен в «Опера Комик». — Примеч. авт. мы вернемся к этому разговору».

Кретин! Она еще покажет ему, чего стоит! Вот выйдет на сцену «Опера Комик», и ему останется только утопиться в первой попавшейся сточной канаве.

Ее нервы были на пределе, и она принялась мерить шагами комнату, декламируя:

— «Артист не должен задерживать время начала спектакля, указанное в афишах и программках… Артист сам обеспечивает себя костюмами… В случае болезни артист не имеет права прерывать гастроли, если только не предоставит врачебное заключение, в котором значится, что он не может передвигаться…». [56] Шарль Баре. «О человеке, который хорошо устроился», 1909. — Примеч. авт.

У Иды пропал аппетит, и ее партнер Лучано Орвьетто, которого на сама деле звали Гислен Лепля, немало удивился, когда за обедом она даже не прикоснулась к блюду из кролика. Он оставил вялые попытки поухаживать за ней и отправился к себе. Ида поспешила закрыться в своей комнате.

Был только один способ избавиться от тревоги: обратиться к Сюзанне Боске, которая сообщила ей по секрету («только тебе, моя козочка») свой новый адрес. Эта мысль Иду приободрила, и она продолжила гримироваться. Несколькими минутами позже она уже пела низким грудным меццо-сопрано партию в дуэте с баритоном Лучано Орвьетто:

Среда, 20 ноября

Моя цыпочка, вы не просто медсестра, вы мой ангел-хранитель! А ваши глаза — прямо как два вулкана, ах, потоки лавы уже достигли моего сердца, я горю, вот-вот умру! Если вы сейчас же не скажете мне, что я прекрасен как Триумфальная Арка, я выброшусь из окна!

С голыми ногами, в одной рубахе, мужчина с красным лицом гнался за молодой испуганной девушкой через всю палату, а лежащие на койках пациенты давились от хохота. Но тут в дверях появился доктор со стетоскопом на шее и термометром в руке.

— Месье Сернен, немедленно успокойтесь и ложитесь в постель!

— Не уж! Я знаю, вы опять заставите меня пить этот травяной настой, я уже сыт им по горло! У меня ресторан простаивает, и если я останусь тут еще хотя бы на один день, рискую разориться!

— А ваши почки, вы о них подумали? Если мы не растворим камни, у вас может случиться очередной приступ колики!

— Что вы заладили: камни, камни! За один день, проведенный в вашей клинике, я теряю пятьдесят клиентов. А каждый из них заплатил бы мне в среднем по два франка за обед!

— Вы слишком трудный пациент, я отказываюсь вас лечить. В следующий раз выбирайте другую клинику!

— Лучше пришлите мне Симону, только она может со мной справиться. Я всегда питал слабость к брюнеткам.

Доктор пожал плечами и начал осматривать какого-то старика. Виржиль Сернен, ворча, снова улегся. Чаша его терпения была переполнена. Еще несколько дней в этом лазарете, и он отправится домой, независимо от того, поправится или нет. На самом деле гораздо больше, чем о состоянии дел в ресторане, он беспокоился о своих питомцах, которых держал в стеклянных аквариумах. Толстуха Маринетта обещала о них позаботиться, но он знал, какое отвращение ей внушают рептилии и земноводные. К ящерицам и саламандрам она относилась более терпимо, однако кормить их червями, мухами и другими насекомыми было для нее настоящей пыткой. А хуже всего были ужи, которые питались исключительно рыбой, жабами, лягушками и головастиками. И хотя она знала, что они совершенно безобидны, все равно боялась быть укушенной.

Пока была жива, о подопечных заботилась жена Виржиля, Люси. После ее смерти их некому было препоручить. И хотя у Виржиля были две любовницы, он скрывал от них, где находится, опасаясь, что они могут случайно столкнуться в его палате. Ивонне он написал записку, в которой сообщил, что уезжает отдыхать в Ньевр к тетушке. А Мелани считала, что Виржиль в Бордо — помогает кузену, который якобы оказался в трудном положении. Скрывшись таким образом от обеих женщин, Виржиль мог спокойно лечиться, но зато был лишен возможности получать известия о том, как идут дела в «Миротон де Терн», его ресторанчике на улице Понсле.