Людмила Милевская: Моя свекровь — мымра!

— Классное сакэ! Сорокаградусное. А то от драконова пойла только легкая горечь в пасти.

Как ни странно, но я очнулась. Прислушалась — шум движка: опять куда-то везут, ироды. И снова на голове мешок. Грязный, вонючий. Я даже и не пыталась стащить его с головы. Причина понятная: глаза б мои больше не видели все эти бандитские рожи. А большего я увидеть и не надеялась — не ангелы, небось, волокут меня в ад.

Автомобиль затормозил, меня подхватили и куда-то опять потащили. Без особой нежности, но и без хамства. Гулко гремели под тяжелыми ботинками металлические лестницы. Откуда-то сильно тянуло сивухой.

— Майнай! — услышала я.

И довольно нежно опустилась на что-то мягкое. Веревки с рук сняли, но мешок оставили. Пробухали, удаляясь, тяжелые шаги, гулко бабахнула железная дверь, щелкнули замки, и все стихло.

Слава богу, не все — зазвонил мой мобильный. Одной рукой доставая трубку, другой я лихорадочно пыталась с головы сдернуть мешок — ведь трубку к чему-то надо прикладывать, желательно к уху. С присущей мне ловкостью (вы уже в курсе) я блестяще справилась сразу с двумя занятиями и услышала:

— Мама, ты невозможная!

Представляете, как я обрадовалась:

— Тома, родная! Можешь поздравить меня с новосельем! Комнатка так себе, видали и лучше, но надеюсь долго здесь не задержусь. Ведь когда-нибудь ты выполнишь данное слово и пришлешь за мной бандитов своих. Ой, прости, я хотела сказать — орлов.

— Мама, ты невозможная! Орлы мои давно прилетели и ищут тебя! Что за дела? Ты где ошиваешься? Фроська, главно, на месте, (на черта бы она мне была нужна!) а тебя нет! Кто и куда тебя утащил?

— Тома, трудно сказать. Не могу рассмотреть свое узилище. Полная темнота.

— Мама, на кой мне твоя темнота? Адрес давай!

За дверью раздались шаги.

— Тома, я говорить не могу. Ко мне кто-то в гости идет.

— Мужчина? — по привычке спросила Тамарка, вот зараза: настоящий кобель в юбке.

— Тома не знаю, болтать мне опасно, телефон отберут, все, отключаюсь, — закончила я разговор и очень вовремя.

Вспыхнул свет. Лязгнули замки, бухнула металлом дверь и в комнату вошел… Якудза. Я даже глаза протерла, не галлюцинации ли на почве пережитого. Даже головой помотала. А Якудза разглядывает меня, как бабочку на булавке, ухмыляется и зубом знай себе цыкает.

“Ну и дела! — подумала я. — Выходит Якудза меня сам у себя умыкнул”.

А он поглядел на меня поглядел и уходить собрался.

— Я так не привыкла, — кричу, — а побеседовать? Что вы можете мне сказать?

— Пока ничего, — усмехнулся Якудза. — Сиди тихо, Софья Адамовна. Тихо сиди.

— И что будет? — спросила я.

— Скоро отпустим.

Сами знаете, приключений видела много, поэтому насторожилась:

— Отпустите? А куда? Боюсь показаться капризной, но выскажу все же одно пожелание: хотелось бы остаться на этом свете, когда будете меня отпускать.

— Все от тебя зависит, — заверил Якудза. — Будешь молчать, будешь жить. А нет, так нет, — пожал он плечами и вышел.

Я храбро решила: “Буду молчать!”

Тамарка звонит, вопросы мне задает — молчу!

Муха меня кусает — осенняя, злая — не ругаюсь, молчу!

Долго молчала — может даже и полчаса. Пытки невыносимые — женщины, думаю, прекрасно меня поймут. Чувствую, не могу больше! Еще немного и… заговорю! Хоть сама с собой, хоть с Тамаркой, хоть с мухой, а может даже и Вельзевулу своему позвоню — свекрови! Вот с кем бесконечно можно говорить о себе — тема прекрасная!

Только я рот открыла и в этот момент за окном ка-ак ба-абахнет! И часто выстрелы загрохотали. И рвануло опять, на этот раз так, что здание вздрогнуло. Одна за другой сигнальные ракеты в небо взлетели, за ними отборная матерщина туда же, ввысь, понеслась. И по окну моему “вжик”-”вжик”.

“Пули что ли свистят?” — подумала я и отползла в угол.

Матрасик с собой прихватила на который меня опустили. Прикрылась им, замерла и лежу. И вдруг за окном грохнуло так, что уши мои заложило, а тело подняло и понесло, и приложило затылком к бетонной стене. По комнате вихрь пронесся, облепив меня матрасиком, как родную. И очень вовремя: стекла градом посыпались в комнату, с ними ворвался вольный предутренний ветер, густо смешанный с дымом и гарью.

За окном разгоралось грандиознейшее сражение. Грохот стоял такой, что земля дрожала. Трещали автоматы. Гулко ухали гранатометы. Что-то рвалось, вспыхивало и грохотало. В окно с визгом летели пули.

До сих пор не пойму, как осталась жива.

Лежу под матрасиком, матерюсь и думаю: “Если это орлы Тамаркины, то одно здесь можно сказать: Во спасают! Во спасают! Того и гляди пришибут!”