Анна Ольховская - Первый раз

Хлопая плохо закрепленной дверцей верхней камеры, где, чисто теоретически, должен был бы находиться мозг, холодильник подтянул себя к телефону и, шумно сопя, рухнул на неудачно оказавшуюся рядом кровать. Бедолага страдальчески крякнула, ножки ее жалобно затряслись, но в целом конструкция оказалась достаточно прочной, обрушения не произошло.

Зато номер я набрала с первого раза. Трубку немедленно сняли:

– Алло, хомка, это ты?

– Ну слава богу! – Я облегченно вздохнула.

– Это ты о чем сейчас? – озадачился Лешка.

– О том, что вернулся твой родной теплый голос, а не сухой треск.

– Ох, зайцерыб! – Голос его стал еще теплее. – Хотел бы я послушать твое звучание после всего услышанного! Но это мы обсудим потом, позже, хорошо? – Лешка явно куда-то шел, в трубке слышалось его прерывистое дыхание. – Я спешу в Шереметьево, вылетаю в Прагу вместе с Сергеем Львовичем.

– Левандовский тоже летит? – Да уж, вопрос сей поражает своей глубиной! Но муж никак не отреагировал на мой откровенный ляп. Значит, он озабочен всерьез.

– Да, летит. И просил передать тебе его просьбу. Даже не просьбу, а приказ…

– Еще чего!

– Аннушка, родная моя, давай обойдемся без твоих обычных фокусов, хорошо? Просьба, приказ, мольба – трактуй, как тебе будет угодно, но ради нас с тобой, ради нашего ребенка – выполни!

– Что выполнить?

– Никуда, ты слышишь меня, НИКУДА не выходите завтра из своего отеля…

– Это пансион!

– Неважно. Ни ты, ни твоя подруга, ни ее сын – никто из вас не должен и шагу ступить на улицу.

– Но Саша принесла пригласительные на церемонию, мы хотели пойти…

– Нет! – От Лешкиного вопля мое ухо судорожно сжалось, пытаясь уберечь барабанную перепонку. Пришлось переложить трубку в другую руку. – Не вздумайте заниматься самодеятельностью! Вы только осложните ситуацию, которая и так не очень проста. Сергей Львович все продумал, я еду в замок, а он тем временем займется собственно церемонией. Не волнуйся, все будет хорошо, эти мерзавцы свое получат!

– Но зачем тебе соваться в замок?

– Чтобы подстраховать Вику. Девочка, как я понял, там совсем одна, надо за ней присмотреть.

– Думаешь, тебе удастся с ней переговорить?

– И пытаться не стану. Иначе ее «родственнички» могут что-то заподозрить. Буду изображать недалекого «звездуна», полностью зацикленного на собственной персоне. Даже особо напрягаться по поводу твоего отсутствия не буду.

– Злыдень!

– Ага. В общем, зайцерыб, все будет в порядке, не волнуйтесь. Завтра вечером мы придем к вам, вместе с Викой и Сергеем Львовичем. Договорились?

– Ой, не знаю. Удастся ли мне удержать Сашу и Славку?

– А ты их запри. И хозяйке насвисти что-нибудь, пусть дверь не открывает.

– Ага, а Сашка эту дверь выбьет!

– Сашка?! Дверь?! Хомка, у тебя что, бред?

– Горячка белая, белая горячка, – хихикнула я. – Поверь мне, когда ты увидишь Сашу, ты очень удивишься!

– М-да, все страньше и страньше. А, вот и Сергей Львович! Может, хоть его ты послушаешь?

– Алло, Анечка? – зарокотал в трубке бас генерала Левандовского. – Тебе Алексей передал мою просьбу?

– В смысле – приказ?

– Понимай, как хочешь, главное – выполняй. Дайте мужчинам заняться своим делом.

– Каким?

– Женщин и детей защищать!

И трубка зашлась короткими гудками.

Ну что же, может, оно и к лучшему. Из меня лично помощник сейчас аховый, из Славки – тоже. У нас в наличии только одна боевая единица – Саша.

Я вернулась к единице и ее сыну и передала им содержание этого разговора. Разумеется, «просьба» генерала Левандовского поначалу была воспринята ими в штыки. Но всего каких-то сорок-пятьдесят минут доводов, убеждений и аргументов – и на мою сторону перешла Саша. А вот Славку нам убедить так и не удалось, пришлось пригрозить привязать к кровати. Нас обозвали безвольными трусихами и мрачно бухнулись в койку.

Саша пошла проводить меня до двери.

– Ну что, завтра утром жду тебя, будем вместе сдерживать моего сына и ждать новостей. – Подруга попыталась улыбнуться, но получилось это у нее плохо.

– Ничего, Сашуля, прорвемся! Завтра в это время… – не договорив, я обняла Сашку и всхлипнула.

– Спокойной ночи, – прошептала она.

Заперев дверь номера, я смогла наконец дать волю своим чувствам. Нет, я вовсе не металась по номеру, заламывая руки и завывая: «Ну почему, Господи, за что?!» Я просто сползла на пол по стенке и расплакалась. Почему? Во-первых, зачем руки себе ломать, больно ведь, а во-вторых, метаться по комнате – трудно. Тоже больно. Израненные ноги взбунтовались окончательно.