Татьяна Луганцева - Антракт для душегуба

– Я понимаю.

– Ну, уволю я пару старлеев, Лешу и Андрея… Но у обоих семьи, маленькие дети. На что пацаны будут жить? А про твои доходы все знают, хоть опять же и молчат. Конечно, мы в курсе, что ты за человек и какие суммы тратишь для нашего же отдела. Ребята стали на хороших машинах ездить, да и все прочее… Только ни один человек сам до конца не знает своего нутра, особенно в тяжелый период времени. Если я сейчас уволю Алексея, ты дашь гарантию, что он, дабы его семья не осталась без средств к существованию, не настучит на тебя, мол, есть более подходящие кандидаты на вылет? Начнут ведь копать и сразу нароют, что у тебя бизнес параллельно с работой в органах. И тогда уже не с почестями, а поганой метлой… И меня вместе с тобой… Причем будут правы. Извини, друг, ничего личного.

Начальник на самом деле выглядел весьма расстроенным.

– Вы не оправдывайтесь, я все понимаю. И не буду никого подводить. Конечно, я по всему прямиком попадаю под сокращение. Спасибо, что дали доработать хоть какое-то время, не бросили в трудную минуту. И что по-человечески поговорили, объяснились.

– Габриэль…

– Больше ничего не говорите! Я сегодня же напишу рапорт. По своему желанию.

– Спасибо. Мы тебе такие проводы организуем! – У генерала блеснула слеза.

– А вот этого не надо! Я хочу по-тихому уйти, – сразу же предостерег Габриэль.

Так его занятие любимым делом разбилось о реформу в органах внутренних дел.

В тот вечер он крепко напился со своим другом Константином Беляевым в одном из ночных клубов. Гремела музыка, мелькали разноцветные огонечки, вокруг шестов извивались полуголые девицы. Клуб был со стриптизом, но Габриэль даже смотреть сейчас на женские прелести не мог.

– Тошно мне, пакостно на душе, Костя! Вот понимаю, что прав генерал, но не могу не думать: словно предали меня. Ведь мне всего сорок три года, я полон сил и здоровья…

– Ну, здоровья, допустим, уже не очень, – не согласился Константин, сам-то наблюдающий за девицами.

– Следовательскую работу я выполнял, справлялся. Труд очень тяжелый, но ко мне не было претензий. Ужасная несправедливость!

– Вот именно, труд тяжелый. И с такой прорехой в здоровье ты бы рано или поздно окончательно себя доконал. Так что брось, Габриэль! Что ни делается – все к лучшему. Не то сломался бы когда-нибудь прямо на рабочем месте. Пусть теперь молодые дерзают. Выпьем!

– Чин-чин! – кивнул Габриэль.

– Ты ушел красиво, никто не может сказать про тебя ничего плохого, награды имеешь, уважение. Что тебе еще надо? – успокаивал его друг.

– Пенсию…

– Вот и пенсию бери! Заслужил! – убеждал Костя.

– Нет, я наоборот хотел сказать: пенсию пусть себе оставят. Чин-чин!

– Ты упрямый мужик, Габриэль. Делай, как знаешь. Вот за что я спокоен, так это за твое материальное благополучие. Ты же у нас «крутой перец».

– Что есть, то есть, – согласился Габриэль. – Но это деньги от дела, которое мне не очень по душе, просто у меня получился хороший бизнес. А жил я, конечно, работой…

– Да найдешь ты себе дело по душе, не бери в голову! Расслабься, смотри, какая цыпочка… Может, позвать ее?

– Нет, сегодня я не в настроении, – честно ответил Габриэль, который понимал, что напьется до бесчувствия, а в таком состоянии уже не до женщин.

Зато Константин явно загорелся и все свое внимание переключил на девушек-танцовщиц, всячески подбадривая их.

Габриэль только усмехнулся.

Варвара Абрикосова устало вытянула ноги. Она уже второй час сидела в гримерной и не могла заставить себя сдвинуться с места. Желание-то сдвинуться имелось, а возможности в напрочь измученных мышцах нет. Было ощущение, что из нее вынули все силы, настолько она устала…

Абрикосова была ведущей солисткой коммерческого балета и только что исполнила тяжелейшую главную партию – несколько часов темпераментного танца. Делать что-то наполовину было не в характере Вари, на сцене она выкладывалась полностью, никогда не позволяя себе не докрутить, или не допрыгнуть, или прыгнуть невысоко. Она, скорее, перекрутит и перепрыгнет, что знали и балетмейстеры, и режиссеры.

Склонность к танцам проявилась у нее с юных лет. Детский садик, в который ходила Варя, посетил некий балетмейстер и попросил воспитателей передать родителям двух девочек: мол, у них может что-то получиться в балете, судя по физическим данным – по худобе и способности гнуться, а также чувству ритма и изящности движений. Воспитатели добросовестно передали его слова. И мама Варвары, Ольга Петровна, воспитывавшая дочь в одиночку (вскоре после ее рождения женщина осталась вдовой), послушно отвела девочку в балетную студию. Если сказали, что есть способности, почему бы и не попробовать?