Наталья Александрова - До последней звезды

Пройдя коротким темным коридором, они попали в комнату. Комната была невелика, но удивительно уютна. Никакой слишком уж старинной антикварной мебели здесь не было – простые, добротные вещи середины прошлого века, широкий диван, круглый стол, над ним – низко повешенный розовый абажур. Возле стены стоял громоздкий дубовый буфет, в дальнем углу – пыльная этажерка, на ней стопки старых журналов, книг, а на самом верху – ночник в виде мраморной совы с светящимися изумрудными глазами.

– Чаю-то ты со мной выпьешь, – заявила тетя Шура не с вопросительной, а с утвердительной интонацией. – А то у этих-то какой чай – бурда зеленая! Да и остальное все… дрянь быстрого приготовления. Такое нормальному человеку подать к столу и в голову не придет! Перед гостями стыдно…

Она усадила племянника за стол, заявив, что принимать гостей на кухне никуда не годится, и неспешно уплыла на кухню.

Хотя двигалась она вроде бы медленно, однако не прошло и десяти минут, как стол был накрыт, посредине его красовался заварочный чайник, накрытый цветастым стеганым петухом, и тарелка с домашними крендельками.

– Вот какой должен быть чай! – провозгласила тетя Шура, разливая в большие синие с золотом чашки горячий темно-красный напиток.

Чай был превосходен, крендельки с корицей буквально таяли во рту, и Михаил почувствовал себя как дома.

– Адвокат этот пристает ко мне, – сообщила Александра Савельевна без всякого предисловия. – Прямо проходу не дает! Все беспокоится, как у меня с завещанием… Я уж за версту его обхожу…

– С завещанием? – переспросил ее Михаил.

– Ну да… ты не подумай, никаких особых ценностей у меня нету, все, что было, пропало в блокаду, но квартирка эта, хоть и небольшая, да со двора, да без лифта, все равно теперь денег стоит. Самый центр, понимаешь, «золотой треугольник», так вот они и забеспокоились… как бы в чужие руки квартирка-то не уплыла! А я-то уж по-своему распорядилась, – старуха тихо засмеялась. – Соседке квартиру отписала, Лене. Помогает она мне очень, без нее тяжело было бы жить. Да и вообще человек хороший, а живет трудно… Ну, надеюсь, ты тетку родне своей не выдашь? – покосилась она на племянника. – А то совсем они меня со свету сживут!

– Конечно, не выдам, тетя Шура! – улыбнулся Михаил. – Пусть это будет нашей маленькой тайной!

– То-то! – Старуха подлила ему чаю. – Я в тебе и не сомневалась… ты ведь не такой, как они, сразу видно. Братья твои старшие – как пауки в банке, все время только и глядят, как бы друг друга укусить побольнее! А уж невестушек бог послал… прямо машины снегоуборочные: все под себя гребут, все под себя… Да ведь и то сказать: какую жену человек заслуживает, такую и получает.

Она тяжело вздохнула и продолжила:

– Ты не такой. Поэтому хочу тебе одну вещь оставить. Ценности большой она не имеет, но для меня очень дорога…

Она тяжело встала из-за стола, пересекла комнату и сняла с этажерки огромный альбом в малиновой бархатной обложке, с металлическими застежками.

– Альбом наш семейный, – пояснила она, подавая племяннику тяжелый том. – Вся наша семейная история с географией… Если старшим отдать – невестушки долго думать не будут, на второй день в мусоропровод снесут… хотя, пожалуй, в мусоропровод-то он и не влезет, велик больно! Так что пришлось бы им до помойки тащиться… но ты не такой, ты этот альбом сохранишь, правда?

– Не сомневайтесь, тетя Шура! – подтвердил Михаил, устраивая альбом у себя на коленях и расстегивая замочек.

На первых страницах он увидел плотные, хорошо сохранившиеся дореволюционные фотографии, с печатью известного фотографа, на которых красивые дамы в кисейных платьях стояли под руку с солидными импозантными господами в твердых, будто металлических, мундирах и фраках с белыми галстуками.

– Это прадед мой, – показала тетя Шура на усатого офицера. – А это его брат, профессор… а вот мои дед с бабкой… твои, значит, прапрадедушка и прапрабабушка…

Прадед, солидный, полноватый мужчина с окладистой бородой, был одет во фрак, из кармана жилета свисала массивная часовая цепочка.

– А кем он был? – поинтересовался Михаил.

– Ювелир, свой магазин у него был на Большой Морской…

На следующей фотографии была снята семья летом на даче. Дамы в белых платьях и широких шляпах с лентами, мужчины в парусиновых костюмах и соломенных шляпах-канотье, мальчик в матросском костюмчике с сачком для бабочек, большая белая собака…

Под фотографией была подпись: «Разлукино, 1891 год».