Валентина Андреева - Новый год со спецэффектами

– Г-гусь ул-летел… – печально сказала я только потому, что надо было что-то сказать. Груз тяжкой вины за содеянное, приправленный всеобщим молчанием, заставил меня втянуть голову в плечи. Хотелось уменьшиться до размеров того же гуся.

Молчание было прервано отчаянным стуком в стекло. Наташкина физиономия, почти прилипшая к окну, выдавала такую степень ужаса, что все, кроме меня, невольно приободрились. В конце концов все обошлось почти благополучно. И переднее стекло цело, благодаря ремням безопасности. И вся семья… Жаль, сумку с провиантом этими ремнями не пристегнули и не связали мне руки, предварительно заклеив рот лейкопластырем. Вокруг машины носился Борис с фонариком, на подходе, точнее, на «подбеге» были Машуня с Алькой.

– Славка, открой дверь, сейчас нас попытаются спасти и всю машину разнесут, – севшим голосом потребовала Алена. – Видишь, папик занят – с мамочки глаз не спускает. И правильно делает. Кто ее знает?…

– «Летят перелетные гуси!» – неожиданно громко пропел Вячеслав. – Я ничего не могу, гуся придерживаю. Довели беднягу, в ногах у меня валяется.

– Может, у него птичий грипп? Брось гуся, открой дверь.

Наташка оказалась догадливой. Сама распахнула дверь машины и одним вопросом «Что?!!» попыталась выяснить ситуацию.

– Ничего, – буркнул Димка. – Ирина спросонья попыталась выкинуть всех из машины. Ужас дома Ефимовых.

– Это она гуся от кошек спасала, – внес коррективу Славка, – только я не очень понял, защищал он меня или как?

– И поэтому вы ее так затюкали? Ир, ты меня слышишь?

Я думала, слышу ли я Наташку или пока нет – переживаю стресс, закрывшись воротником куртки. В том смысле, что стоит ли сейчас подавать голос или рановато будет? Пискну, разорутся все разом! И пока думала, Наталья пришла на помощь:

– Ну довели человека! А если она теперь всю жизнь молчать будет?

– Ей следовало сделать это чуть раньше! Чтобы вся семья не умолкла на веки вечные. Психопатка! – вынес приговор Димка. Суровый, но справедливый. Только мне и без его приговора жутко. Теперь по ночам один и тот же кошмар будет преследовать – наша машина, вальсирующая в темноте на дороге.

Грядущие события показали, насколько я была не права! Кошмары были поданы в ассортименте. И как специально – все разные.

Медвежий угол полностью оправдал свое название. Особенно в темноте. С трудом верилось, что всего семь часов вечера. Последние сорок километров дорога пролегала исключительно в лесном массиве. Судя по тому, что небольшая деревенька оказалась где-то в стороне, справа от развилки, о чем свидетельствовали освещенные окна далеких домов, место, куда мы прибыли, зимой было практически необитаемым.

– Только бы Машкин дом не оказался последним в ряду! – с чувством произнесла Наталья. – Как-то жутковато тут среди леса.

– Наоборот, спокойнее! Отдохнем от надоевшей цивилизации. Смотрите, красота-то какая! – восхищенно заметил Борис, вжимаясь носом в стекло.

Я ничего не сказала. Денька, к которой меня подсадила Наташка, спасая от семейной разборки, дрыхла, расположившись передними лапами и головой на моих коленках, считая, что я тоже сплю. Не стоило ее разочаровывать. Иначе не отбиться от собачьих лобызаний. В душе я была уверена, что конечная цель нашего путешествия окажется на отшибе, но не настолько же! Машунин дом стоял в значительном, по моим меркам, удалении от последнего дома, явно необитаемого, и метров, эдак, триста-пятьсот от развилки. Других домов я вообще не заметила. А слева – сплошная стена леса. Впрочем, в темноте трудно оценивать обстановку. И потом, дорога-то прочищена, наверное, не только Машунины родители постарались.

Окна двух этажей бревенчатого дома были освещены. Темнело только одно большое – мансардное. Над резным крылечком горел мощный фонарь. Свет отвоевал у темноты довольно большое пространство, и снег на округлых сугробах искрился бриллиантовой россыпью. Могучие ели отбрасывали длинные тени. Снежный покров казался матово-голубоватым. Зрелище сказочное! Все выползли из машин и восхищенно таращились, выдавая свой восторг сдавленными восклицаниями. Было бы кощунством говорить громко в полной, завораживающей тишине. Матушка-природа на этом не остановилась. Решила заставить нас окончательно захлебнуться от восторга, рассеивая в воздухе крупные мохнатые снежинки. Медленно кружась, они с достоинством садились, не выбирая места. По своему усмотрению украшали собой наши волосы, одежду и обиженно таяли на лице. У Алены на варежке скопилась порядочная кучка этих невесомых красавиц, когда волшебство предновогодней сказки было грубо прервано. Открылась входная дверь, и пронзительный голос, принадлежащий женщине в накинутой на плечи шубке, доложил кому-то невидимому в доме: