Люся Лютикова - Детский сад, штаны на лямках

– Понятно, – протянула Ксения. – Ты-то сам как? Спишь спокойно? Кошмары не мучают?

Анестезиолог вздохнул:

– У меня три дочери, ты в курсе, поэтому сплю я всегда неспокойно. Каждой надо квартиру купить, одеть прилично и замуж выдать. Женихи сейчас привередливые пошли, им подавай невест без материальных и жилищных проблем. Мне моя работа дорога, я против Фархадини не пойду, как он велит, так и сделаю. Извини, подруга, но как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь.

Не то чтобы Ксения сильно рассчитывала на поддержку коллег, но, оказавшись в полнейшем одиночестве, убедилась в справедливости поговорки «Один в поле не воин». Как она докажет свою правоту? Все улики давно уничтожены, а тело девочки наверняка уже кремировали вместе с бомжами. Ее слова против показаний остальных врачей. Уже сейчас ясно, что она проиграет эту битву. Вот только какой ценой? Пока она лишь разрушила свою карьеру хирурга, но если будет упорствовать, убьет и своего сына.

Мать постоянно набирала номер мобильника Глеба, но безрезультатно. Ночью он вдруг сам позвонил на домашний телефон.

– Мам, привет! Мне разрешили позвонить.

Услышав его голос, Ксения разрыдалась.

– Сыночек, как ты? Ты хорошо кушаешь? Как здоровье?

– Не плачь, мам, все нормально. Тут кормят. Правда, немного холодно, но мне разрешили передать теплые вещи – свитер, носки. Завтра зайди в военкомат и оставь для меня. Да, и еще белье, а то у меня все грязное.

Глеб держался мужественно, но дыхание у него было тяжелое, с присвистом. Кения чувствовала, что на подходе приступ бронхиальной астмы.

– Тебе дают лекарства от астмы?

– Тут есть врач, – обтекаемо ответил сын, щадя ее нервы.

Он берег мать, а она его подвела. Допустила, чтобы единственному дорогому сыночку причиняли боль и страдания. Она мучилась угрызениями совести и не знала, как поступить. Память убитой девочки требовала, чтобы виновные были наказаны, но суровая реальность такова, что наказан будет ее сын.

Она выдержала только сутки. Потом поехала в прокуратуру и забрала заявление. Сказала, что от обиды и ревности оговорила своего невиновного начальника. Через два часа домой вернулся Глеб – грязный, оголодавший, испуганный. Месяц ушел на то, чтобы вернуть его здоровье на прежний уровень…

Закончив рассказ, Аксинья зябко поежилась под пушистой песцовой шубой. А я уже не удивлялась, почему Анну Корягину не лишили родительских прав. Я-то полагала, что опека просто не успела этого сделать: мать покончила с собой. На самом деле бедняжка пережила своего ребенка на два месяца и даже не подозревала о том, что Светочки больше нет в живых. Хотя нет, она наверняка чувствовала, ведь материнское сердце – вещун.

Теперь я знала, почему убили Махнач, Прудникову, Бизенкову и Фархадини. Эта преступная группировка поплатилась за то, что отнимала детей у родителей и потрошила на донорские органы. Но что толку? Судя по всему, у преступников было мощное прикрытие в городе. Как я смогу доказать их причастность, если каждый, кто что-либо знает, боится раскрыть рот?

– Я так понимаю, что от своих слов вы откажетесь? – на всякий случай уточнила я.

– В смысле? – не поняла певчая.

– Вы ведь не сможете повторить их в компетентных органах? В прокуратуре, например?

– Смогу.

– А как же сын? Не боитесь, что его опять заберут?

Она помолчала, потом прошелестела:

– Некого больше забирать. Глеб умер.

Я ахнула:

– Приступ астмы? Все-таки доконал его этот визит в военкомат?

Аксинья покачала головой:

– Нет, не астма. Несчастный случай. Первого января пошел к другу в гости, поднимался на лифте, лифт сорвался с шестнадцатого этажа и упал. Глеб погиб на месте. Не знаю, совпадение ли это, но как раз сорок дней было, как Светочка умерла. Как думаете, это ведь не случайно?

Я пожала плечами.

– Знаете, – задумчиво продолжала женщина, – я всегда боялась высоты и лифтов, специально купила квартиру на втором этаже, чтобы лифтом не пользоваться. Мне кажется, я всю жизнь предчувствовала эту смерть…

Я поблагодарила певчую и уже собиралась уходить, как она сказала:

– Недели две назад один мужчина тоже интересовался Светой. Разыскал меня в церкви, я ему все рассказала, как вам.

– Какой мужчина? – насторожилась я. – Следователь?

– На следователя не похож, думаю, родственник девочки.

– Да не было у Светы родственников, мать одна всё на себе тянула.

И вдруг меня озарило: Александр Корягин! Неужели блудный папаша наконец-то вспомнил о своем ребенке? Скорей всего, он решил лично убедиться в том, что обременительная обязанность по уплате алиментов его больше не касается и можно вздохнуть свободно. Впрочем, он и раньше не особо материально страдал.