Наталья Александрова - Лямур, тужур и абажур

Ну, а что потом было, ты и сама знаешь…

Бабушка задышала тяжело и часто, потирая левую сторону груди.

– Прости меня! – Маша сунулась лицом в старенькую простыню. – Прости! Я не должна была тебя бросать!

– Да что уж теперь… – бабушка слабо улыбнулась, – я ведь знаю, каково тебе с матерью, с ней лучше не спорить… Ты вот что… – слабой рукой она пошарила под подушкой и протянула Маше скомканную бумажку, – вот тут адрес отца твоего и телефон. Если захочешь, сама ему позвони. Ну не сейчас, так потом…

Маша не глядя сунула листок в карман джинсов. Бабушка внезапно побледнела до синевы и схватилась за горло.

– Плохо мне… – прохрипела она, – воздуха нету!

Перепуганная Маша кинулась к телефону. Приехавшая «Скорая» забрала бабушку в больницу, потому что за одинокой старушкой некому было ухаживать дома.

На следующий день Маша пошла в больницу. Для того чтобы у бабушки были сносные условия, требовалось много денег. Маша быстро истратила все, что у нее имелось, залезла в сервант – там лежали деньги, выдаваемые Дарье Ивановне на хозяйство, продала по дешевке плеер и «наладонник». Деньги улетали, как в трубу… Тогда Танька Соловьева согласилась взять за четверть цены новую кожаную куртку, которую мама привезла Маше из Италии.

Бабушка пролежала в больнице всего неделю и умерла ночью, не приходя в сознание. Маша явилась домой в четыре утра, до того она сидела в пустом больничном коридоре, ожидая, что выйдет сестра и скажет, что с бабушкой все кончено. А когда это случилось, Маша побрела домой пешком через весь город, удивительно, что с ней ничего не случилось глубокой ночью.

А дома в это время разразился жестокий скандал. Мать вздумала требовать отчета у Дарьи Ивановны по поводу хозяйственных денег. Та не стала покрывать Машу – относилась она к девчонке в общем неплохо, но в хозяйские дела предпочитала не вмешиваться. Дарья Ивановна рассказала хозяйке, что Маша продает вещи и где-то пропадает целыми днями. Она была полностью в курсе истории с курткой – Танька Соловьева ничуть не скрывалась, носила дорогую вещь с большим удовольствием и к Маше в ней заходила.

К появлению Маши мать уже полностью уверилась, что дочка связалась с плохой компанией, принимает наркотики и едва ли не грабит прохожих на улице.

Увидев дочь – бледную, трясущуюся от холода, с дикими глазами, мама сочла, что у Маши ломка, и ринулась принимать меры. Не тратя времени на пустые разговоры, она залепила Маше здоровенную пощечину тяжелой рукой. Маша сползла на пол прямо в прихожей и затихла, так что весь гневный монолог матери прошел мимо ее ушей.

Остыв, мать поглядела на Машу более внимательно, да тут еще соседи постучали в стенку, интересуясь, что за крики доносятся из квартиры Галкиных в четыре часа утра. Мама перенесла Машу на диван и, раздевая, обнаружила справку из больницы.

Похороны бабушки мама взяла на себя, то есть заплатила агенту, который и занимался всей организацией. Денег мать не пожалела, как сказала Маше тетя Валя. Она тоже очень постарела, сгорбилась, ходила с палочкой, в каких-то жутких ортопедических ботинках. Народу было мало – Маша с матерью, две соседки. Всем заправлял агент в черном костюме, с дежурно-скорбным выражением лица.

Маша все эти дни находилась в прострации. Она все делала, как велят, но ничего не чувствовала. И все время молчала.

– Ну и гадина же ты! – тихо сказала тетя Валя маме, после того как все кончилось. – Хотела бы пожелать тебе самого худшего, да вот ради нее не буду! – она указала на Машу.

Мама ничего на это не ответила, только смотрела холодным колючим взглядом. Тетя Валя плюнула на капот черной «Ауди», ожидавшей маму возле ворот кладбища, и пошла прочь, тяжело опираясь на палку. Водитель Михаил Петрович только головой покачал.

Мама взглянула на часы и заторопилась.

Маша перестала ходить в школу, она целыми днями лежала на диване, бездумно глядя в потолок, отказывалась от еды, предлагаемой Дарьей Ивановной, не слушала музыку, не смотрела телевизор – просто молчала, и это молчание наливалось в комнате свинцовой тяжестью, скапливалось в ее душе. Мама приходила поздно, очень усталая и взвинченная: что-то у них там в торговой фирме происходило – не то дела шли хуже, не то, наоборот, фирма расширялась, Маше это было совершенно неинтересно.

Она перестала спать по ночам – просто лежала без сна и напряженно думала. Кто она такая? Нелюбимый, никому не нужный ребенок. Нужна ли она маме? Конечно, нет, в противном случае разве мама вела бы себя с ней так? Всю свою жизнь Маша слышала от мамы только недовольные замечания: «Отстань! Не мешай! Не приставай со своей ерундой! Ты разве не видишь, что мать занята!» Ни разу в жизни мама не сделала дочке никакого подарка без повода, никогда не было в жизни Маши никаких сюрпризов, когда родители заранее готовятся, выясняют, что хотели получить их сын или дочь, покупают это и искренне радуются, глядя, каким восторгом загораются глаза их чада при виде заветного подарка. Маме ничего такого просто не приходило в голову. Есть у Маши все, что нужно, – и ладно.