Дмитрий Черкасов - Канкан для братвы

– Интересно знать, почему?

– А Данька привык к регулярному питанию. Ему давным-давно кто-то рассказал, что от голода он может впасть в диабетическую кому. Пошутили... Но Горыныч отнесся серьезно и теперь не упускает шанс что-нибудь в пасть забросить. У него даже наручный хронометр раз в три часа звонит. Напоминает, что пора подкрепиться...

– Я даже знаю имя того человека, кто ему про диабетическую кому рассказал, – Ксения легко поднялась на ноги и распахнула дверцу холодильника.

Рыбаков сделал вид, что слова супруги к нему не относятся.

Кухонный приемник, настроенный на волну радиостанции «Азия-минус», созданной Толиком-Нефтяником в пику слишком популярной «Европе-плюс» издал мелодичный звон маленьких колокольчиков, возвещающих о том, что музыкальная программа подошла к концу и наступило время новостей.

«В семье есаула черной сотни Опанаса Петренко, – бодрым голосом сказал диктор, – родился еврейский ребенок. Мальчик чувствует себя отвратительно...»

Денис хихикнул и немного прибавил звук.

Старший следственной группы, созданной для изучения творческого наследия Александра Ивановича Печенкина, известного также по погонялу Саша-Носорог, пребывал в мерзейшем настроении. Младшего советника юстиции Моисея Филимоновича Нефедко окончательно достала бравая милиционерша Панаренко, требовавшая от скромного работника прокуратуры все новых и новых санкций на задержание подозреваемых, в разряд которых ищейка с Захарьевской [7]заносила каждого, кто был даже шапочно знаком с покойным Печенкиным или был упомянут в многостраничном доносе бизнесмена Пылкина, скончавшегося на несколько часов позже Саши-Носорога.

Рвение Ирины Львовны Панаренко, в девичестве – Фиры Лейбовны Стукельман, было легко объяснимо. Майор милиции подошла к рубежу пенсионного возраста, оттрубив в ГУВД почти двадцать лет, и желала с блеском завершить свою карьеру, напоследок разоблачив самую масштабную банду в истории Санкт-Петербурга. Ей грезились благодарность от самого министра внутренних дел, орден, подполковничьи погоны, солидная денежная премия и уговоры коллег и начальства остаться на рабочем месте еще хотя бы на годик-другой.

Панаренко-Стукельман ради удовлетворения собственных амбиций была готова пересажать по камерам половину населения северной столицы.

Нефедко чурался подобного подхода к расследованию уголовных дел. Ему было гораздо ближе неспешное течение событий, обычно приводящее к тому, что потерпевшие сами отказывались от борьбы за собственные нарушенные права, переставали появляться в здании прокуратуры, и папки со следственными материалами покрывались пылью в углу кабинета. По истечение пары лет дела сами собой прекращались «за отсутствием состава преступления» или по очередной амнистии. В молодости Моисей Филимонович прошел стажировку у районного прокурора Терпигорева, который и научил юношу всем тонкостям «настоящей» следственно-надзирающей работы, за что Нефедко был очень благодарен старшему товарищу. Советы Терпигорева сильно помогали недалекому и хилому выпускнику заштатного юридического вуза благополучно продвигаться по служебной лестнице, в личном деле у него было ровно в два раза больше поощрений, чем замечаний.

К тому же Нефедко, как и многие его коллеги, страдал легкой формой умственной отсталости, это выражалось в том, что он мог усваивать лишь небольшие объемы информации, да и то – с перерывом в несколько дней. Его попытка выучить английский язык на ускоренных курсах закончилась истерическим срывом.

Полечившись в пансионате, куда он был отправлен по настоянию невропатолога из ведомственной поликлиники, Моисей Филимонович предпринял еще одну попытку овладеть тонкостями произношения определенного артикля «the» и увеличить свой лексический запас с трех английских слов «table», «pencil» и «paper» хотя бы до сотни. Нефедко приобрел кассеты с записями уроков Илоны Давыдовой, для чего, будучи дежурным следователем, обчистил карманы одного из задержанных, и спустя сутки был госпитализирован с острым помутнением сознания. Как выразился один из врачей, сей случай можно было бы назвать «грыжей головного мозга». Но, к сожалению, подобного заболевания в реестре не числилось, и потому Моисея лечили от обычного переутомления...

– Ну и что вы опять от меня хотите? – заныл Нефедко, с неприязнью глядя на всклокоченную Панаренко, вот уже битых полчаса рассказывающую следователю о своих грандиозных планах.