Татьяна Луганцева - Белые тапочки от Версаче

«Да, девушка явно не создана быть монахиней», – подумала Катя, которая уже и забыла о предложении своей соотечественницы. Но отступать было поздно, и Катя, скрепя сердце, согласилась на эту авантюру. Прямо в банном халате и тапочках, с клюкой в руках она последовала за своей провожатой по коридору, а затем вниз по лестнице, и вот они оказались перед дверью в лабораторию Франческо.

– А если он придет, обнаружит нас в неположенном месте и будет ругать? – подала голос Катя, желая образумить эту беременную девушку. Но не тут-то было! Веру уже несло.

– Франческо никогда не бывает в это время в клинике, он уходит к себе и не появляется до утра, – уверенно сказала Вера, из чего Катя сделала вывод, что она уже это проделывала и не один раз.

Катя снова очутилась в комнате, где в специальном растворе хранилась ее новая кость, и ей в голову пришла одна шальная мысль.

«А что, если я ее сейчас украду? Ничего и объяснять не придется… Нет кости, то есть протеза, нет и операции… Что это с тобой, Катя? Давно ли ты встала на криминальный путь и боишься открыто сказать, чего ты хочешь?»

– Смотрите, подзорная труба! Как там красиво! – воскликнула Вера, прильнув к оптическому прибору.

Катя посмотрела на нее, и невольно закралась мысль, что только сейчас лицо девушки ожило и только сейчас она живет, наблюдая звезды и ночную жизнь людей вне монастыря сквозь оптику подзорной трубы.

Герман приобнял Кристину за талию и закружил ее.

– Пойдешь с нами отдыхать и развлекаться?

– Это в честь чего?

– Просто разгрузка в конце рабочего дня, – ответил Герман.

– И часто вы так разгружаетесь, господа артисты?

– Часто, особенно когда совмещаем полезное с приятным в таком чудном месте.

– И ты можешь развлекаться в такой момент? – Тина была разочарована, она подумала о том, что Гера совсем не переживает за предстоящую операцию Кати, а следовательно, не так уж он и влюблен в нее.

– В какой момент? – спросил Герман. – Расслабься, твой первый день прошел очень удачно. Получить похвалу от нашего режиссера – это почти не выполнимая задача, но ты с ней справилась. Идем гулять вместе со всеми!

Тина согласилась.

Конечно, Тина не знала всю съемочную группу, но с некоторыми она уже успела познакомиться, и сейчас они все вместе сидели в уличном кафе на площади. Не стоит и говорить, что вино и пиво лилось рекой, а владельцы кафе были вне себя от радости… Герман танцевал со всеми женщинами подряд, при этом фактически не пил. Тина же отказала всем, приглашавшим ее на танец, даже режиссеру и оператору. Она задумчиво курила и думала только о Кате, о том, что завтра ей предстоит сложнейшая операция.

– Шампанского? – склонился над ней Герман, присаживаясь за столик.

– Что-то не хочется, – ответила Тина, – нет настроения.

– А что так? По-моему, все хорошо. Хочешь посмотреть, что я подарю Кате? Я бы, конечно, подарил ей новую машину, но предполагаю, что она испугается громоздкости подарка, и решил начать с малого. – Герман достал маленькую черную коробочку.

Когда он ее открыл, то взору Кристины предстало прекрасное кольцо с крупным светло-голубым топазом, обрамленным брильянтами. Несколько минут она даже не решалась, что сказать, потом выдохнула:

– Ничего себе… маленький подарок. Но подозреваю, что и его Катя не примет.

– А я буду стараться.

«Значит, все-таки не забыл, кольцо вот купил», – подумала Тина, и сердце ее смягчилось.

– Может, отдадим ей его сейчас? Подбодрим, так сказать? – предложила Кристина.

– Боюсь, что, если мы не выйдем утром на съемочную площадку, Сергей Сергеевич будет недоволен, – ответил Герман.

– Мы не будем задерживаться там на всю ночь, мы туда и обратно, – пыталась уговорить его Тина.

– И все-таки я отдам ей его по приезде в Москву, – ответил Герман и пригубил шампанское.

– Как хочешь, – надулась Тина, поежившись, одетая довольно легко – в светлые брюки и шифоновую блузку.

– Замерзла? – Герман скинул со своих плеч тонкий джемпер и набросил на Кристину.

Сквозь шумную, веселящуюся толпу к ним протиснулся официант и, прошептав что-то на ухо Герману, сунул ему записку.

– Влюбленные поклонницы? – спросила Тина, пока он читал записку.

– Вот черт! – он скомкал записку и кинул ее в урну, стоявшую неподалеку, с точностью игрока баскетбольной команды. – Извини, я должен идти!

И, ничего не объясняя, Герман вскочил со стула и смешался с толпой, даже не расплатившись по счету, что для него было абсолютно несвойственно. Тине везде мерещились подвохи и страшные вещи, что могут случиться с Катей.