Наталья Александрова - Рассмешить Бога

– Здрасте! – сказал тип. – Ну до чего вас найти трудно!

– Вы кто – Любегин? – отрывисто спросила Надежда.

– Ну да! – радостно закивал он. – Уф! Умучился по этажам бегать!

– Слава богу, воссоединились! – противно засмеялась Лариса. – А я иду, смотрю – мужчина симпатичный по этажам бродит, Надежду Николаевну ищет!

– Проходите! – буркнула Надежда, втащила Любегина внутрь и захлопнула дверь перед Ларисой.

– Как вы себя ведете! – злым шепотом накинулась она на Любегина. – Что вы бродите по этажам? Как вы вообще в подъезд вошли, если у нас домофон!

– Ну, я позвонил в сто вторую квартиру…

– Зачем в сто вторую? – вскинулась Надежда. – Зачем в сто вторую, когда нужно в сто четвертую?

– Вы сказали – сто вторая.

– Как я могла сказать – сто вторая, когда живу в сто четвертой? – взбеленилась Надежда.

– Нет уж, простите, у меня записано… – Любегин поставил коробку с пирожными на тумбочку и полез в карман за запиской. Достав смятый листочек, он долго разворачивал его, уронил на пол, нагнулся, чтобы поднять, одновременно рукавом задел коробку, поймал ее на лету, но поскользнулся и, падая, своротил телефонный аппарат.

Аппарат не разбился, но гудок отчего-то пропал – видно, контакт отпаялся. Любегин лежал на полу – такой несчастный, что Надежда поневоле успокоилась.

– Вставайте уж, – сказала она, – надеюсь, ничего себе не сломали?

– Я – нет, – ответил он, вздыхая, – но вот они… – он вытащил из-под себя смятую коробку.

– Что это было? – осведомилась Надежда.

– Эклеры, обсыпные…

Обсыпные эклеры – единственные пирожные, которые Надежда не то чтобы не любила – на дух не выносила, поэтому она перенесла потерю спокойно.

– А зачем вы вообще притащили пирожные? – поинтересовалась она. – Чаи, что ли, гонять со мной собрались?

– Ну… для знакомства, неудобно как-то с пустыми руками… Как думаете, что-нибудь можно спасти?

Надежда хмыкнула и потащилась на кухню. Следовало признать, что и с Любегиным она пролетела – не может быть убийца таким растяпой. С другой стороны, вполне возможно, что он ловко притворяется, нарочно усыпляет бдительность, чтобы ему верили. Расслабится женщина, а он сразу раз – и мешок на голову!

Надежда вздрогнула и обожглась горящей спичкой. Любегин притащился на кухню, причем, как заметила Надежда, без разрешения надел мужнины тапочки.

– Вы квартиру-то посмотрите сначала, – проворчала Надежда, – может, вам не понравится. Тогда и чай пить не будем.

– Как это – не будем? – удивился Любегин. – А поговорить? И потом, я в быту человек нетребовательный, некапризный, квартира у вас аккуратная, соседи такие внимательные – мне все нравится.

Надежда испугалась, что Любегин теперь привяжется как вчерашний Айвазов, чтобы срочно продавали ему квартиру. Но, однако, темперамент был у ее гостя все же не тот, так что можно будет как-нибудь его отвадить. Между делом она заварила чай, нашла в буфете засохшие карамельки и сахар в плотно закрытой баночке, чтобы не завелись муравьи.

На всякий случай она старалась надолго не поворачиваться спиной к Любегину – кто знает, что тому взбредет в голову. Хотя внутренний голос твердил ей, что с Любегиным – пустой номер и она только зря теряет время, Надежда решила все же не выгонять его, а расспросить поподробнее.

За то, что Любегин вовсе не убийца, а просто недотепа и хронический неудачник, говорила его внешность – жидкие волосенки пегого цвета, потухшие глаза, серое лицо с прилипшим к нему навек выражением обиженного недоумения, свитер с чересчур короткими рукавами («в таком свитере только от долгов убегать», сказала бы ее мать). И еще возраст: убийцу описывали как человека едва за тридцать, а этому наверняка больше сорока. На самом деле ненамного больше, а кажется, что намного. И вот интересно, с чего он меняется, из коммуналки в отдельную переезжает? Надежда готова была поклясться, что денег у этого человека не то что на квартиру, а на еду-то едва хватает. Уж на одежду точно нету.

Но справедливости ради она попыталась представить Любегина с хорошо причесанными волосами, в дорогом кашемировом пальто, с уверенным выражением лица. Никак. То есть пальто-то можно на него напялить, а вот куда девать потухшие глаза с редкими ресницами, ранние морщины… И руки у него какие-то вялые, слабые… Убей бог, не могла Надежда представить, как этими руками можно натянуть на голову женщине прозрачный пакет и смотреть, как она задыхается.

– Что это вы на меня смотрите так кровожадно? – спросил Любегин, пытаясь выскрести ложкой из коробки то, что не так давно было обсыпным эклером.