Фредерик Дар - Сан-Антонио в гостях у МАКов

— Продолжайте, старина, вы меня заинтриговали.

— Правда? — улыбается стукач, окидывая окрестности взглядом, острым, как штопор.

— Могу заверить официально.

— Ну так вот, через некоторое время она попалась на крючок одному коту.

— Кто он?

— Да так, один бывший бесталанный актеришка. Он провалился в казино, гастролировавшем по ярмаркам, и после этого перебивался чем попало...

— Что вы имеете в виду под «чем попало»?

Бармен смотрит на Фернайбранку. Мой коллега поощряет его кивком головы, после чего парень многозначительно затыкает одну ноздрю большим пальцем.

— Он был связан с наркотиками?

— Его можно понять, — увиливает он от прямого ответа.

— Как звали этого малого?

— Да, знаете ли...

Фернайбранка нервно цокает языком.

— Выкладывай, сынок, — говорит он сухо, — ведь ты уже успел исповедаться в этом году, а?

— Его звали Стив Марроу.

— Это его настоящее имя?

— Думаю, да. Но, знаете, я не ходил снимать копию с его свидетельства о рождении.

— Где он здесь обретался?

— В отеле «Пин Парасоль».

— Вы говорите, что он соблазнил девчонку?

— В два счета! Наверное, потому, что тоже был из Англии, как и она. Эта дикарка, хранившая молчание даже с самыми обходительными парнями, упала в руки этого проходимца, как спелый плод с ветки.

— Красивая метафора, а дальше?

— А дальше ничего... Они продолжали встречаться еще некоторое время, а потом оба исчезли.

в которой я бью в грудь себя, а в челюсть другого, уже знакомого вам типа

Шотландская ночь весьма экономно сияет звездами, когда я останавливаю свой первоклассный бентли неподалеку от жилища мамаши О'Пафф. Трепещет утесник на песчаных берегах, угукают совы и квакают лягушки в камышах.

По правую руку от меня массивный силуэт Оужалинс Кастл неприступной цитаделью врезается в небосклон. Если бы в этой мрачной глухомани вдруг появился призрак, он бы меня ничуть не удивил. Зловещее местечко.

Бывшая куртизанка с Монружа поселилась в старом бараке, пронизанном сквозняками. Окна с полуразбитыми, залепленными клейкой лентой стеклами придают законченность этому полному убожеству.

Я складываю ладони рупором (в данный момент это полезней, чем сложить их штопором) и взываю, учитывая время и место, приглушенным голосом:

— Берю!

Я повторяю это снова и снова голосом, нарастающим, как молодая луна, и дрожащим, как песня молодой квакушки.

Nobody! Я свищу, я стучу в дверь, в стекла, в ставни — тщетно. Ставлю болото против Пол Пота, что Берю и дама Глэдис нализались скотча. Я давлю на щеколду, и дверь пугливо шарахается от меня, как группка митингующих студентов от полицейского фургона.

Бледный свет звезд позволяет различить на полу посередине комнаты светлую массу. Я чиркаю спичкой и вижу распростертую Глэдис с подсунутыми под щеку тапками, вольготно откинутой в сторону рукой, задранной юбкой и широко раскрытым ртом. Эта достойная торговка любовными утехами очень изменилась. Она несомненно была права, что с такой физиономией эвакуировалась из Парижа в Шотландию. Я даже думаю, что она могла бы уйти на заслуженный отдых куда-нибудь посевернее, for example в Исландию или в район Берингова пролива, чтобы не протухнуть окончательно.

У нее распухшее лицо в синеватых прожилках. Ее волосы, давно не крашенные, напоминают парик гвардейца, который участвовал в аресте короля Луи XVI. Теперь это алкоголичка во всей своей ужасающей красе.

Она храпит, как бульдозер на стройплощадке. Я снова зову голосом кентавра:

— Берю!

Затем, чтобы разбудить глубины профессионального подсознания чертового ханыги, я говорю строгим голосом:

— Старший инспектор Берюрье, вас просят к телефону.

Ноль!

Я осматриваю дом. Это недолго, так как он состоит из двух жалких комнатенок. Толстяка здесь нет. Но на груде ящиков я замечаю его чемодан. Хибара пропахла копченой селедкой, коптящей керосиновой лампой, копотью стен, табачным дымом, шотландской сажей и изношенной резиновой обувью.

Я возвращаюсь к даме, раскинувшейся на полу, и деликатно тормошу ее носком штиблета.

— Мадам Глэдис! — обращаюсь к ней. — Вы не могли бы прийти в себя на пару секунд, мне надо с вами поговорить!

Как же, разбежалась! Эта простипома продолжает дрыхнуть в парах виски. Тогда доблестный комиссар Сан-Антонио, который способен без всякого ущерба заменить масло, маргарин и рахат-лукум, действует тонко и изобретательно при помощи ведра холодной воды из соседнего колодца.