Наталья Александрова: Три мужа и ротвейлер

И однажды мне позвонили из института и сказали, что Валентин Сергеевич попал в автомобильную аварию и лежит в тяжелом состоянии в Академической больнице на проспекте Мориса Тореза.

Когда я его увидела, то в первый момент даже испытала облегчение, потому что никаких особенных повреждений у него я не заметила. Руки-ноги были целы, и даже капельница не стояла у кровати. А голова хоть и была забинтована, но не сильно. Он открыл глаза, но не узнал меня, посмотрел равнодушно. Привезли после аварии, сказала медсестра, вроде бы столкнулся с «мерседесом». Все-таки в таком возрасте водить машину рискованно, реакция не та…

Я поболталась немного возле палаты и ушла, потому что моего присутствия пока в больнице не требовалось. Звоните, сказал доктор, узнавайте. Я звонила и добилась разрешения его навещать, потому что Валентин Сергеевич пришел в себя. Но в голосе его лечащего врача я не услышала особой радости. Они огорошили меня еще в приемной: старик потерял память. Он сидел на кровати, смотрел жалобно и пытался сам есть кашу трясущейся рукой. Участливый доктор накапал мне валерианки и разрешил посидеть немного в ординаторской. Он сказал, что функции у больного восстановятся, но память, возможно, не вернется никогда.

— Вряд ли вы сможете за ним ухаживать, — предупредил он, — такое под силу только очень близким людям.

— Идите к черту, — разозлилась я. — Как только будет можно, я заберу его домой — Ну что ж, — согласился он, — возможно, дома ему станет лучше.

С работы я уволилась. Просто высказала этим наглым молодым девкам все, что я о них думаю. И начальству тоже досталось.

Почему-то в последнее время главным достоинством сотрудника, в особенности женщины, считается ее возраст. Чем моложе, тем лучше. Скоро несовершеннолетних начнут на работу брать. Ошибки, которые они допускают в работе, объяснят их неопытностью, а если такие же ошибки допускает женщина постарше, считается, что она уже в старческом маразме. Где логика, я вас спрашиваю?

В общем, уволилась я, ни капельки не жалея. Что я, переводов не достану, что ли?

Как-никак два языка В крайнем случае, уроков наберу.

С разводом тоже вопрос решился быстро. Как только Олег, узнав о моем увольнении, начал упрекать меня, что я несдержанная, что хорошая работа на дороге не валяется и так далее, я собрала вещи и сказала, что переезжаю к Валентину Сергеевичу, потому что хоть он и в больнице, но в квартире остался Гораций. Он тоскует о хозяине и вообще не любит быть один. Стало быть, материальный, то бишь квартирный вопрос отпадает, и препятствий к разводу быть не может. Олег согласился со вздохом.

Валентина Сергеевича выписали после небольшого улучшения. Он встал с постели. мог одеваться, есть и еще делать разные вещи, но, по-моему, до самого конца жизни так и не понял, кто я такая и что делаю в его квартире. А вот Горация он несомненно узнал. И все оглядывался растерянно и бродил по трем комнатам, как будто они пустые.

Когда до меня дошло, что он ищет маму, то слезы хлынули из глаз ручьем, а я никогда не плачу, это знают все мои знакомые. Я пыталась объяснить Валентину Сергеевичу, что же случилось, но он не понимал. А потом привык, что в квартире с ним только я и ротвейлер. Понемногу старик окреп и даже выходил на балкон с Горацием. Но в основном сидел в кресле, бездумно уставившись перед собой невидящими глазами, а Гораций лежал рядом и дремал. Так мы прожили четыре месяца, и, скажу честно, старик не доставлял мне особых хлопот. Навещал его только один человек, старый приятель, тоже профессор, Юрий Ермолаевич.

— Пропала голова, — бормотал он, — вы себе не представляете, какая у него была голова, ах ты, Господи!

По поводу аварии звонила мне следователь с грозной такой фамилией, Громобоева, что ли. Интересовалась, не пришел ли потерпевший в себя. Я ответила, что у потерпевшего плохо с памятью, то есть он не только ничего не помнит, но и не говорит. А когда я, в свою очередь поинтересовалась, почему аварией занимаются следственные органы, ведь в ГАИ считают, что виноват Валентин Сергеевич, он не справился с управлением на перекрестке, следователь хмыкнула и пробормотала, что ГАИ, возможно, ошибается, потому что машина, столкнувшаяся с «Жигулями» потерпевшего, оказалась угнанной, водитель с места происшествия скрылся, но хозяин машины представил правдивые доказательства, что ее у него угнали за сутки до этого. Машину нашли через два дня брошенной на стоянке, следов никаких не осталось.