Дарья Донцова - Фуа-гра из топора

– С ума сойти! – выдохнула я. – Они все знакомы сто лет!

– Ну да, – согласился Роберт. – Итак, слушайте дальше. Годы идут, дети подрастают, взрослые умирают. Первой в лучший мир отправилась мать Ксении, супруга Сергея Николаевича. А сама девушка, достигнув совершеннолетия, вышла замуж за этнического немца Генриха Кауфа…

Я подскочила на стуле.

– Что? Ксения Кауф падчерица Благоева?

Троянов округлил глаза, а Лиза тут же вмешалась в разговор.

– Мы думали, ты уже давно сообразила, что куда. Роб же, рассказывая про женитьбу Благоева на женщине с дочкой от первого брака, спросил, все ли понятно, и ты кивнула.

– Насколько мне известно, девичья фамилия композиторши Горбатова, отчество Львовна. Каким образом можно было сопоставить ее с Сергеем Николаевичем? – возмутилась я. – Имя Ксения не столь уж редкое. Если профессор удочерил девочку, почему она не стала Благоевой и Сергеевной по отчеству?

Роберт взял со стола бутылку воды и протянул мне. Я отвернула пробку и начала пить минералку прямо из горлышка, а Троянов тем временем давал пояснения.

– Заместитель ректора долгое время не оформлял никаких бумаг на падчерицу. Официальное опекунство над Ксенией он взял, когда скончалась ее мать, в противном случае подростка могли отправить в детдом. Подчеркну, это было именно опекунство, оно не подразумевает смену метрики.

Я поставила почти пустую бутылку на стол.

– Если есть еще какие-нибудь сногсшибательные новости, выкладывайте их сразу.

– С мужем Ксения прожила чуть больше года, – забубнил Роберт. – В браке появилась дочь Беатриса. Едва девочка родилась, кстати, ее принимала соседка, Елена Михайловна, жена Резникова, молодая пара распалась. И куда делся Генрих, неизвестно. Вероятно, Ванда сообщила нам правду, Кауф уехал в Германию. В те годы этнических немцев из бывшего СССР активно зазывали на историческую родину, им выдавали хорошие подъемные, устраивали на работу. Но я пока сего господина нигде не обнаружил, ни в России, ни в Германии. Конечно, он мог перебраться во Францию, США, Австралию, еще куда-нибудь. Единственное, что сообщу точно: в базе Интерпола Генриха Кауфа нет, законов он не нарушал.

– Ни одному слову Ванды верить нельзя, – остановила я Троянова. – Комиссарова наплела нам массу небылиц. Рассказала историю о доброй учительнице Ксении Львовне, которая помогла нищей провинциалке, взяв ее к себе в квартиру няней для маленькой дочки. Спела о любви, вспыхнувшей у Резникова и Кауф, когда гениальная композиторша подарила его сестре, певице Алине песню… Но все это горы лжи.

– Зачем вообще Ванда явилась к нам со своей охотничьей историей? Чего она добивалась? – спросил Денис.

– Хороший вопрос, – одобрила Елизавета. – Пока на него есть лишь один ответ: по завещанию Ксении все ее пресловутое богатство делится поровну между членами семьи и доктором Дворкиным. Чтобы получить побольше, Комиссарова сначала отравила Кауф, а потом решила свалить вину на Владимира. И пришла сюда со своими байками, чтобы навести на Резникова подозрение.

– А на следующий день раскаялась и прыгнула в Волчью яму? – хмыкнула я. – Теперь послушайте, что разузнала я.

И я подробно передала, как безуспешно попыталась поговорить с Олимпиадой Сергеевной, детально изложила свой разговор с консьержкой Тамарой Николаевной. А историю с веревкой оставила, так сказать, на десерт.

Роберт по мере поступления информации хмурился, а потом стал стучать пальцами по клавиатуре одного из ноутбуков.

– Вау! Ванда жива! – опешил Денис. – Вот почему она повязала косынку – собираясь броситься в омут, прятала новую прическу. Не хотела, чтобы мы, просматривая запись, удивились: «А какого черта самоубийца накануне рокового шага сгоняла в парикмахерскую и навела красоту?»

– Это в твоей практике первый суицид? – спросила оперативника Лиза.

– Нет, конечно, – слишком резво возразил Жданов. – Когда я служил в полиции, меня часто вызывали к тем, кто с последнего этажа вниз прыгнул.

Роберт оторвался от экрана, кинул на меня быстрый взгляд и снова уткнулся в монитор.

– Женщины редко решаются стать «парашютистом», – заявила Кочергина. – По статистике, они чаще всего пьют большие дозы снотворного. Они боятся боли, а главное – хотят даже после кончины хорошо выглядеть.

– Жаль, не знают, как выглядит труп того, кто наелся снотворного, – раздалось вдруг с порога.

Мы все обернулись У двери стоял мужчина лет пятидесяти в джинсах и бежевом свитере.