Дарья Донцова - Фуа-гра из топора

– В общих чертах, – кивнула я. – Виктор Леонидович сообщил об утопленниках, которых оттуда каждое лето достают.

Никита провел рукой по столу.

– Не совсем верная фраза. Тела поднимают как раз крайне редко. На моей памяти, а я здесь живу с рождения, исключая годы учебы в Москве, из омута добыли лишь одно тело, остальные исчезли, как в воду канули. Простите за идиотский каламбур. Аборигены прекрасно осведомлены об опасности этого места и носа туда не суют. Хотя бывают инциденты. Пару лет назад одна из деревенских жительниц свалилась с обрыва – была сильно пьяна. Но это исключение. А вот дачники часто тонут. На беду пейзаж там красивый, рядом полянка, озерцо внизу кажется очень удобным для ныряния. Речка не широкая, а Волчья яма вроде просторной заводи, так и манит искупаться. Люди шашлык пожарят, выпьют, и непременно кто-нибудь с обрыва сиганет, а там глубина ого-го какая и омут. Сразу человека на дно утягивает, в секунду прямо. Загадочное место, наша подмосковная Марианская впадина [10] Марианская впадина – самый глубокий океанический желоб из всех известных на Земле. Находится на западе Тихого океана. .

Я вздохнула.

– Там нужно поставить щит с предупреждением. А еще лучше сделать ограждение.

Никита кивнул.

– Имелся заборчик, но его постоянно ломали. И объявление висело, да кто-то плакат сдирал. После того как местная жительница с пьяных глаз вниз ухнула, я установил там камеры. Если вижу, что на полянке веселая компания собирается, сразу звоню Максиму, заместителю Никитина. В отличие от своего начальника Макс вполне вменяемый человек и посылает полицейских, а те выпроваживают любителей барбекю подальше от обрыва.

– Странно, что вашу аппаратуру не разбили и не украли, – удивилась я.

– Ее сначала найти надо, – снисходительно улыбнулся Трофимов. – До сих пор никому не удалось мои «глаза» обнаружить. Хотя попытки были, кое-кто из местных старательно деревья вокруг полянки ощупывал. Я знатно повеселился, наблюдая за их потугами.

– Местные в курсе, что вы всегда на посту? – скорей утвердительно, чем вопросительно произнесла я.

Никита поехал к правой стороне огромного стола.

– Конечно. Я объявления повесил, и в поселке на доске, и в деревне у сельсовета. Никто слова против не сказал, потому что поняли: дело нужное. Спасение утопающих дело рук самих утопающих… Ванда для самоубийства специально к Волчьей яме пошла – хотела, чтобы я видел, как она прыгает. Сейчас покажу запись, перешлю ее потом Троянову, изучите материал подробно. Не могу пока понять, зачем ей понадобилось сводить счеты с жизнью, да еще столь мучительным способом, зная, что за ней следят. Ведь можно было принять большую дозу снотворного и избежать страданий. Эта женщина никогда не производила на меня впечатления демонстративного человека, была спокойной, интеллигентной, вежливой.

– В предсмертном письме Комиссарова указала, что совершает прыжок в твердом уме, не в состоянии аффекта. И что подписывает записку на ваших глазах, чтобы ни у кого не возникло сомнений в подлинности ее подписи, – пояснила я. – Вам была отведена роль свидетеля, подтверждающего суицид.

– Может, и так, – пробормотал Никита. – Но там есть странный момент. Хотите, вместе посмотрим запись?

Вероятно, по моему лицу пробежала тень, потому что Трофимов быстро добавил:

– Камеры нацелены на поляну и край обрыва, вы не увидите, как Ванда тонет, это осталось за кадром.

– Садитесь в кресло, – распорядился хозяин кабинета, больше похожего на наблюдательный пункт. – Сейчас, подождите секунду, пожалуйста…

На мониторе появилось четкое изображение. Комиссарова сидела на пеньке, почти в центре полянки. Голова ее была повязана белым платком, волосы и часть лба тщательно прикрыты, из-за чего лицо казалось каким-то другим, не таким, как я его помнила, а брови выглядели почти белесыми. Некоторое время Ванда сидела без движения, потом достала из стоящей на земле сумки большой темно-бордовый пакет, вынула из него пачку листков, вытащила из кармана юбки ручку и снова застыла.

Мне стало не по себе. Ванда переменила позу, положила сумку на колени, сверху поместила листочки, очень медленно поставила подпись, затем встала, пошла влево и исчезла.

– Это все? – прошептала я. – Начальник полиции так описал события, что я решила, будто Ванда писала письмо на ваших глазах. А сейчас я вижу, что послание было заготовлено заранее, ей оставалось лишь сделать росчерк.