Наталья Александрова - Гарнитур из электрических стульев

— Я понимаю, только вы уж воспитательную работу с ним проведите, — сказала Даша.

— Обязательно, — парень поднял Петьку в воздух за воротник футболки, — за это не беспокойтесь.

По тому, как Петька клацнул зубами, Даша поняла, что мало ему не покажется.

— Снимай кроссовки, поганец! — обратилась она к Галоше.

— А домой в чем?

— Да хоть босиком, мне плевать! — разозлилась Даша.

Галоша предпочел не связываться и отдал кроссовки. Даша убрала их в пакет и отправилась домой. С одной стороны, у нее появилась надежда на возвращение заветного ящичка, да и деньги неплохо бы было вернуть, с другой стороны, к Лелику подступиться было значительно труднее.

Отца семейства Даша видела нечасто, он был шофер-дальнобойщик и большее время отсутствовал, но вот мамаша Лелика присутствовала постоянно, и ее присутствие весьма ощущалось всеми жильцами дома. Пристальный взгляд, которым она провожала каждого из соседей, казалось, выжигал на спине человека клеймо, а ее узкие поджатые губы говорили: «Уж я-то, милочка, все про тебя знаю, можешь не строить передо мной саму невинность».

Раньше такие люди с головой погружались в общественную работу, про них говорили — «человек с активной жизненной позицией». Теперь общественной работы вроде бы нет, но люди-то остались, и вся их нерастраченная огневая мощь расходуется на соседей.

Вот таким человеком была Лидия Ивановна, мать Лелика. Лелика она родила около сорока, да и вышла за своего дальнобойщика поздно, раньше охотников не находилось. Соседи подозревали, что муж и пошел в дальнобойщики после женитьбы, мотивируя это хорошим заработком, а в действительности с единственной целью — пореже видеть поджатые губы супруги.

Нужно было искать подступы к Лелику в обход мамаши, во всяком случае, в то время, пока ее нет.

У дома Даша встретила Беллу Леонидовну с кокером Гошей и в двух словах рассказала ей все происшедшее, продемонстрировав кроссовки в качестве доказательства.

— С ума сойти! — воскликнула соседка. — Неужели все-таки Лешка наводчик? Никогда бы не подумала… Сейчас Гошку отведу, и идем к участковому… Дарья, — заговорила Белла Леонидовна очень серьезно, — послушай совета, не суйся к ним сама, ничего не добьешься.

— Да я знаю, — согласилась Даша.

— Лешка сейчас в магазин пошел, я видела, — сказала Белла, — так что ты подожди меня немного, потом вместе пойдем.

Она потянула Гошу к дому, а Даша присела на лавочку у подъезда с самыми благими намерениями, но, когда появился Лелик, аккуратный до безобразия, явно только что гладко причесавший гребешком свои рыжие волосы, с заискивающим подхалимским взглядом, ее благие намерения испарились как дым. Внутренний голос кричал ей, что у этого малолетнего подонка рыльце в пушку.

Даша забежала в подъезд чуть раньше Лелика, преградила ему дорогу и попробовала применить удачно опробованный прием — потянулась к его оттопыренному веснушчатому уху. Но не тут-то было! Лелик оказался куда ловчее незадачливого Галоши, к тому же он, должно быть, всегда был начеку, потому что ловко присел и увернулся от Дашиной руки, в то же время быстро забормотал:

— Что вы, что вы такое делаете? Это зачем вы меня за ухо?

Даша загнала его в угол и, надвигаясь неотвратимо, как панночка в незабываемом фильме «Вий», одновременно негромко выговаривала:

— Ты, недомерок поганый, куда мои вещи дел? А ну, уголовник малолетний, быстро признавайся! Я тебя живого не выпущу!

Но Даша переоценила свои силы. Маленький подонок негромко проговорил:

— Что вы такое говорите, тетенька? Разве можно детей обижать? — и тут же, резко поднырнув под ее руку, сиганул вверх по лестнице, истошно вопя: — Караул! Ребенка бьют! Помогите! Мама! Помогите!

Призыв к матери был серьезной угрозой. Даша испугалась, вспомнив поджатые губы Лидии Ивановны, и убралась восвояси, то есть к себе в квартиру, решив не маячить на лестнице, дожидаясь Беллу Леонидовну. Отступая, она старалась сохранить внешнее достоинство.

Конечно, отступление ее не спасло. Через пять минут в ее дверь резко и требовательно зазвонили. Пока Даша дошла до двери, звонки следовали один за другим, превратившись под конец в лихую милицейскую трель. Она не стала спрашивать, кто звонит, — это и так было ясно. Понадеявшись на то, что дома ей помогут стены, она открыла дверь.

На пороге, естественно, стояла Лидия Ивановна, и такой разъяренной ее еще никто не видел. Узкие губы сжались, превратившись в щель монетоприемника, лицо покрывали красные пятна, руки упирались в бока.