Татьяна Луганцева - Табу на женатых мужчин

– Так ты изменяешь мне? Как же так, дорогая? Разве это прилично, разве это возможно… так сказать…

– Совсем чуть-чуть, только когда ты долго в отъезде, – отвечала ему пышногрудая жена, еще пытавшаяся достойно выйти из весьма недостойной ситуации.

Юрий Владимирович нашел в себе силы собраться с мыслями, потом собрать вещи и уйти от ветреной жены, которая все его имущество и квартиру благополучно оставила себе. Сам Юрий Владимирович был настолько интеллигентным и скромным, что даже не заявил никаких претензий на свое личное имущество. Жена долго не верила, что он вот так сможет уйти и не простить ее. Жил он при филармонии, как бомж. Коллеги вошли в его положение, закрыли глаза на его ночевки. Юрий Владимирович мыл пол в благодарность, питался там же в столовой или покупал хлеб с сосисками и молоко в соседнем магазине. Костюм он чистил себе, как мог, но все равно все более принимал вид бесхозного мужика, потерявшегося в жизни. Гардеробщица филармонии сжалилась над ним и уговорила свою соседку, учительницу английского языка, одинокую и очень воспитанную женщину, сдать комнату Юрию Владимировичу, боясь, что рано или поздно его все равно выкинут из подсобки. Соседка согласилась, и через год совместной жизни в одной квартире они расписались и создали настоящую семью. Так познакомились родители Музы. Ее мама была много моложе отца, и естественно, что он раньше ушел из жизни, оставив своих любимых девочек наедине друг с другом. Светлана Игоревна хранила светлую память о муже, то есть была верна ему. А вот за неустроенную жизнь дочери она сильно переживала. Конечно, Муза с таким именем и папой-музыкантом не могла не пойти в музыкальную школу и не окончить ее с отличием, естественно, по классу фортепьяно, сделав это с огромным удовольствием.

В музыке она жила, существовала, и чувства ее раскрывались, только когда садилась за инструмент. Поэтому Муза дополнительно отучилась еще два года и освоила арфу и аккордеон. Потом она поступила в высшее музыкальное училище. Девушка была прилежна и хорошо училась, ее заметили и сразу после окончания пригласили в оркестр как арфистку, место пианистки было занято. Оркестр был достаточно известный и часто гастролировал по российским филармониям и даже за границей. А то, что Муза с детства знала английский язык очень хорошо и немецкий с переменным успехом, ей помогало за пределами родины. Вообще, она очень любила путешествовать по Европе. Ей нравилось созерцать окружающее и слушать шум улиц, людскую речь, шелест дождя, и в каждом пейзаже она находила для себя что-то особенное и неповторимое. Слыла она среди своих коллег-музыкантов нелюдимой и немного странной, то есть человеком, живущим в своем мире. А у нее ничего больше и не было. И в этот внутренний мир Муза очень редко кого допускала. Например, с мамой у нее сохранялись дружеские, теплые отношения, подруга одна была с детских времен, которой Муза могла доверять полностью. Настя Кречетова всю жизнь проработала учительницей в школе, а после тридцати лет вдруг захотела что-то поменять, причем радикально, видимо, предваряя кризис среднего возраста. Она уволилась из школы и устроилась работать в туристическое агентство «Надежды сбываются». Она подошла как сотрудница с высшим образованием, умеющая общаться с людьми, знающая языки, чтобы переводить всю документацию и рекламу, которые присылали из других стран. Но из-за полного отсутствия опыта работы именно в такой индустрии Настю пока сделали помощницей при турагенте. И теперь Настя все время жаловалась Музе:

– Я взрослая женщина, а бегаю, как подросток! Помоги! Отнеси-принеси! Подай кофе! Словно курьер…

– Это же временно, – успокоила ее Муза.

– Мне не доверяют клиентов, и это плохо. Я так не наберусь опыта! А я знаю, почему мне не доверяют клиентов: нет свободного места для еще одного туроператора. Я должна ждать, пока кто-нибудь из них не уйдет! Меня обманули! Меня взяли курьером и все время кормят баснями об испытательном сроке. А я чего должна ждать? У моря погоды? Вдруг кто-то из них умрет или забеременеет?

– Настя!!

– Ну, хорошо! До пенсии там всем далеко! Остается только проводить кого-нибудь в декрет! – распалялась Анастасия. – Есть пара молодых девчонок замужних. Так это месяцев семь минимум ждать!

– Ты сама рвалась на эту работу! – напомнила Муза.

– Так в том-то и дело, что работать не дают, – жаловалась Настя.

Еще Муза пустила в свою жизнь, будучи уже двадцатипятилетней девушкой, дирижера своего симфонического оркестра Генриха Масловича, который и разбил ее мечты о счастливой семейной жизни, любви до гроба и принце на белом коне – то есть все сразу – просто вдребезги. Счастливы они были года два, и то это счастье было весьма относительным, просто ей сравнить было не с чем и не с кем, а потом Генрих начал пить по-черному. Оказывается, он и до встречи с Музой увлекался алкоголем, потом вроде завязал, чтобы ездить за границу, но не справился с болезнью или вредной привычкой, и она с новой силой вырвалась наружу.