Фавье сидит один в бледном свете лаборатории. Его когда-то белый халат похож на палитру Ван Гога, глаза обведены темными кругами, жесты как у привидения.
Когда я вхожу, он даже не поднимает голову, потому что узнал мои шаги, и только шепчет:
– Сейчас будет готово, господин комиссар.
Господин комиссар говорит «спасибо», берет стул и садится на него верхом. Я думаю о Ирэн, задающей храпака в моей кровати, о крохотном Пти-Литтре, который сейчас наверняка умирает от беспокойства в клинике профессора Бальдетру... о жизни. Забавно! Несколько часов назад я совершенно не знал этих людей, а сейчас они находятся в центре моих мыслей... Я никогда прежде не видел Ирэн и, рассуждая логически, никогда не должен выл встретить ее.
Однако я крепко целовался с ней в вагоне поезда, а сейчас, когда рассуждаю, она спит у меня дома. Я слышал об издателе и некоторых его гостях, но они были для меня всего лишь именами.
Из маленького транзистора тихо льется песня Азнавура. Фавье любит работать под музыку.
Он заканчивает изучать образцы и делает шаг назад, как гурман отходит от стола, после того как поел.
– Героин, – говорит он мне.
– Рассказывай...
– Точное содержание я сказать не могу, но в этом виски его очень много.
– В какой бутылке?
– Во всех пяти, что я принес.
Я смотрю на него с легким удивлением.
– Ты хочешь сказать, что он был и в нераспечатанных бутылках?
– Во всех.
Я замолкаю, и он не нарушает мое молчание. После секунды напряженной мыслительной деятельности я обращаюсь к нему с новым вопросом:
– Пробки на нераспечатанных бутылках были нормальными или их уже открывали, а потом закрывали снова?
Фавье улыбается и уходит в небольшой закуток. Слышу, он гремит бачками с гипосульфитом. Возвращается он с мокрой фотографией, которая изображает горлышко бутылки «Мак-Геррел», увеличенное минимум в четыреста раз.
– Когда я заметил, что наркотик есть и в полных бутылках, то сделал снимок пробки, прежде чем распечатать все
– Браво, Фавье.
Рыжий – добросовестный и инициативный полицейский.
– Снимок позволяет убедиться, что это оригинальная, ненарушенная пробка.
Я киваю.
– Как думаешь, гости Пти-Литтре откинут копыта?
– Вовсе нет. Они благополучно переварят героин. Посмотрят красивые сны, и все.
– Ладно, постараемся взять с них пример. Отправляемся баиньки, парень.
Мы выходим из конторы. Дежурный внизу отдает мне честь.
– Как, господин комиссар, ваш отпуск уже закончился?
– Мне кажется, да. А вам?
Возвращаясь домой на моей маленькой «МГ», я решаю посвятить остаток ночи счастью Ирэн.
Я мысленно составляю список радостей, на которые она получит право. С девушкой, приехавшей из провинции, надо уметь их четко дозировать.
Что вы скажете, например, о «Савойском трубочисте», о «Насмешливом венгерском языке» и о «Британском пальце»? Помоему, для первого раза неплохо.
Я раздумываю, стоит ли добавлять к первым трем наименованиям четвертое, составившее мою славу, – «Ронская отметина», как вдруг вздрагиваю. Чтобы вернуться в Сен-Клу, я поехал не через площадь Этуаль и Булонский лес, как обычно, а мимо дворца Шайо и авеню Анри Мартен.
Сечете? На авеню Анри Мартен живет тип, подаривший Пти-Литтре виски с наркотиком. Если вы и после этого не поверите в мое шестое чувство, значит, у вас нет и обычных пяти.
Я бросаю взгляд на наручные часы, потом на те, что на приборной доске. И те, и другие в согласии по одному пункту: сейчас два часа ночи.
В такое время наносить визиты не принято, но мне все-таки очень хочется побеседовать с месье Оливьери. Мне кажется, с этим типом, если знать, как к нему подойти, должен получиться очень увлекательный разговор.
Я как раз возле дома двести двенадцать. Остановив тачку, подхожу к воротам. Оливьери, как и карлик Леон, живет в собственном особняке, в котором не горит ни единого огонька. Нажимаю пальцем на кнопку звонка. Подождав секунду, нажимаю снова, но тут вижу, как осветилось окно сторожа. Железное жалюзи частично открывается, и недовольный тип спрашивает:
– Чего надо?
– Полиция, – просвещаю его я.
Он колеблется. В наше время полно жулья, которое представляется полицией, а потом грабит вас.
– Одну секунду!
Тип исчезает в окошке, как кукушка, прокричавшая сколько надо. Проходит довольно много времени. Наконец я вижу у ворот массивный силуэт.
Мужчина лет шестидесяти, сложенный, как борец, без радости рассматривает меня сквозь прутья. Он надел штаны, подтяжки не натянул, и они свисают у него по бокам...
Читать дальше