Маргарита Малинина - Живые не любят умирать

– На совесть?

– Не смешно! Я наткнулся на директора краеведческого музея, имеющего связи в местной администрации. Он основал фонд «Дворянство», куда перешли некоторые участники фонда «Дворянское наследие», расформированного после исчезновения их предводителя Варламова. Директор сверхозабочен идеей отдать имение в руки потомков княжеского рода, так как бывшие коллеги Юрия однозначно заявляли, что он оставил после себя детей. Кого именно и сколько, уже никто не помнил. И вот этот хмырь, оказывается, своими силами и силами фонда пытается отыскать этих мифических детей, чтобы помочь им восстановить права на имение. Покрыть восемьдесят процентов расходов на покупку земель и ремонт здания! Видите ли, в каких-то стародавних бумагах, хранящихся в его музее, писано, что это был славный род, что Гавриил вместе со своим отцом строил церковь для местных… Которая на хрен уже разрушилась и вообще никому не нужна! Так или иначе, они будут искать потомков, а если уж не найдут, тогда пустят имение с молотка. Все бы ничего, но, во-первых, сия Валентина из рода Варламовых может и отыскаться! И тогда мне ничего не светит.

Вячеслав Тихонович с ужасом воскликнул:

– И поэтому ты решил ее убить?!

Илья пожал плечами.

– Мы можем договориться. Зачем какой-то бабе замок? Что она с ним делать будет? Она его в глаза никогда не видела. Если она отдаст все бумаги, я попытаюсь доказать, что являюсь единственным потомком. – Слушая это, я вспоминала речь Леоновой. Нет, она никогда не отступится. Она тоже упрямая. Как и все Варламовы. Как и все Серовы, которые тоже отчасти Варламовы. Так что нельзя допустить, чтобы Илья добрался до женщины. – За взятку могу даже соорудить ей свидетельство о смерти. И все. Замок мой! Восемьдесят процентов расходов фонд берет на себя! Отец, решайся. Последний шанс. Подумай только, что можно будет сделать с этими землями! Даже экскурсии организовать и парк отдыха отгрохать – это сколько бабла сразу! И как мы круто отомстим за великую женщину, твою, кстати, бабушку, которую лишили наследства. Мы можем вернуть себе все! Воистину дед был гением!

– План дерьмо, а твой дед Тихон – болван, каких свет не видывал, возомнивший себя пупом земли, которому должен подчиняться весь мир, – зло проговорил дядя Слава. – Вот он и был самым настоящим ничтожеством!

– Не сметь!! – Левая рука метнулась от Ленкиного лба в сторону стоявшего невдалеке Вячеслава Тихоновича, чтобы раз и навсегда наказать его выстрелом за такое пренебрежительное отношение к богоподобному деду Тихону, но не успела. Отец выстрелил первый. Прямо в сердце.

Илья дернулся и упал на спину.

– Сын! Не-ет!! – Вячеслав Тихонович подбежал к нему и, сев на корточки, осторожно приподнял голову сына руками. Слезы родителя, стекая по подбородку, капали прямо на рану, пытаясь ее затянуть, испарить как-нибудь, исправить эту роковую ошибку, пока еще не слишком поздно. Но чуда не произошло. – Я не хотел… Я хотел в руку, чтобы ты бросил оружие… Что же ты наделал, сынок?! Что ты наделал… Прости меня…

Губы смертельно раненного приоткрылись, выпустив наружу темно-красную струйку густой крови, и тихо-тихо прозвучали последние слова:

– Я же говорил… Ты плохо стреляешь, па…

Откуда ни возьмись появились полицейские машины и кареты «Скорой помощи». Даже труповозка прибыла. В последнюю запихнули тело Ильи, утрамбовав его в целлофановый мешок. В «Скорой» же очутились Андрей и Ленка, наотрез отказавшаяся отпускать возлюбленного одного. Впрочем, медицинские услуги предлагались и Евгению, но он решил разыграть из себя крутого и отказался от профессиональной помощи, пошутив, что у него всегда было неладно с головой и еще одна дырка совсем не помешает. А менты, как мы ни противились, увезли дядю Славу. Тщетно мы пытались убедить суровых оперов, что этот человек совершенно не опасен для общества, а в отношении закона прилежен и на следующий день придет сам, хоть и ни в чем не виноват: то, что случилось, называется самозащитой.

– И кто их вызвал? – возмутился Женька, ничуть не изменяя себе.

Все тотчас зыркнули на меня.

– Это не я!

– Это я всех вызвал, – устало отозвался уводимый в сторону офицерской машины Вячеслав Тихонович. – Дождался, когда Андрюшка уйдет, и позвонил. Он же не велел.

Ну вот, все уехали, а мы вчетвером остались. Я гладила Женину пострадавшую голову и целовала его лицо, а он обзывал полицию дурными словами.