Наталья Александрова - Не злите джинна из бутылки

Волопасов совершенно забыл, до скольки успел досчитать, и начал сначала.

Когда он досчитал до трехсот сорока, обстановка перед дворцом немного разрядилась: огромные собаки вместе со своими хозяевами втянулись внутрь.

Волопасов успокоился, вытер лоб, выбрался из машины и направился ко входу во дворец.

Перед зеркальными дверями возвышался представительный швейцар в расшитой золотом форме. Золота, нашитого на его костюм, вполне хватило бы для погашения государственного долга небольшого африканского государства.

Распахнув перед Волопасовым дверь, швейцар неожиданно спросил, где его собака.

— Собака? — в ужасе переспросил Артемий Васильевич. — Какая собака? Зачем собака? Мне сегодня должны вручить почетный знак и диплом «Бизнесмен года»…

В доказательство своих слов он вытащил из кармана ивуарового смокинга полученное утром приглашение.

Невозмутимый швейцар взглянул на это приглашение и сообщил Волопасову, что сегодня во дворце вручают вовсе не диплом «Бизнесмен года», а почетный знак «Собака года» среди мастифообразных пород, знак этот по статусу положено прикреплять к ошейнику, так что Волопасову он едва ли подойдет.

В это самое время к дверям приблизилась припозднившаяся собака породы кане корсо со своим суетливым вислозадым хозяином на другом конце поводка. Огромная зверюга презрительно взглянула на Волопасова, задрала лапу и помочилась на его ивуаровый смокинг.

Артемий Васильевич взвизгнул и бросился наутек.

Вскочив в свою машину, он поставил личный рекорд скорости для часа пик и всего через полтора часа, преодолев все пробки и прочие препятствия, подъехал к своему дому.

После стресса, перенесенного им в многочисленном собачьем обществе, а также горького разочарования от упущенного почетного звания «Бизнесмен года» и неудавшейся бесплатной рекламы Волопасову немедленно требовалось утешение и моральная компенсация. А самым лучшим утешением служило для Артемия Васильевича общение с его любимыми азалиями.

Он торопливо открывал многочисленные замки своей квартиры, предвкушая, как будет пересчитывать распустившиеся цветки на белоснежной «невесте» и любоваться бутонами на готовом расцвести штамбовом экземпляре.

Руки Артемия Васильевича все еще дрожали от пережитого страха, и оттого ключ не сразу попадал в замочную скважину. Когда же он справился с этой неприятной дрожью и повернул ключ в замке, ему показалось, что замок открылся не так охотно, как обычно — как будто он немного сопротивлялся ключу.

Это был очень хороший швейцарский замок, фирма гарантировала безупречную работу в течение пятидесяти лет, и Волопасов подумал, что всему виной его нервы.

Он вошел в квартиру и, не раздеваясь, как был в смокинге, устремился к своим азалиям.

То, что он увидел в комнате, повергло его в ужас.

Его любимое деревце, «невеста», или, по-научному, Вайсе Шеме, которая еще утром была покрыта сплошным убором трогательных белоснежных цветов, наполовину облетела. Опавшие белые цветки покрывали ковром широкий подоконник, и еще несколько валялись на полу. Да и те, что оставались на ветках, уныло поникли и явно намеревались отвалиться в самом ближайшем будущем.

В общем, несчастная «невеста» выглядела поруганной и опозоренной.

— Боже! — воскликнул Волопасов, подбегая к азалии. — Девочка моя, что с тобой случилось?

Азалия, как и полагается уважающему себя растению, ничего не ответила, но в самом ее молчании Артемий Васильевич, который относился к своим цветам как к одушевленным существам, услышал горький укор и глубокую обиду.

Он торопливо пересчитал уцелевшие цветки.

Только утром их было сорок семь, а сейчас… сейчас на ветках осталось всего девять цветков… и не успел он сосчитать их, как один из этих девяти сорвался с ветки и упал на подоконник.

Но на этом трагедия не кончилась!

Волопасов перевел растерянный взгляд на соседний горшок, в котором росло чудесное штамбовое деревце, раз в году покрывавшееся крупными нежно-розовыми цветами. Оно как раз собиралось расцвести, и минувшим утром Артемий Васильевич с нежностью разглядывал покрывавшие растение бутоны.

А сейчас… сейчас почти все бутоны засохли, и не было никакой надежды, что они когда-нибудь раскроются! Больше того, листья этого деревца печально поникли, а некоторые из них даже пожелтели, так что само растение могло погибнуть!

Встревоженный Волопасов бросился к другим растениям.