Татьяна Луганцева - Сердце разбитой кометы

Захар Зиновьевич нагнулся над распростертым на полу Михаилом и помог тому встать на ноги.

– Ой, дорогой мой, как же вас отделали! Ай-яй-яй! Вот ведь паразиты! Что с человеком сделали! Вставай, дорогой! Сейчас все исправим и компенсируем.

– Ничего-ничего, – отвечал Михаил. Будучи пьяным, он не чувствовал боли, и до него еще не дошло, что пару недель он будет ходить со ссадинами и синяками и стонать при каждом неловком движении.

Антонина наконец-таки смогла спокойно вздохнуть.

Компенсация директора ресторана «Сулико» заключилась в том, что он принес аптечку, лично промыл раны Михаила и остановил кровь над рассеченной бровью перекисью водорода. Ну, и напоследок в вип-кабинете накрыл за счет заведения шикарный стол. Коньяк, шашлык из баранины, сациви, хачапури с пылу-жару, долма с мацони и еще много чего. Михаил, казалось, совсем не держал зла на все заведение в целом и на Захара Зиновьевича в частности. Мясо было сочным, коньяк крепким, мясистые помидоры свежими, а беседа задушевной. Голодная Тоня с жадностью накинулась на еду.

– Извини еще раз, друг, что так получилось, – сказал Захар Зиновьевич, обнимая Михаила за плечи.

– Проехали уже! Все хорошо! Не переживай, брат! – отмахнулся Михаил, уже совсем пьяный.

Лицо его с заклеенной бровью и заплывшим глазом приобрело даже не красный, а бордовый оттенок, и выглядел он весьма устрашающе. Глядя на него, Антонина решила, что он любит закладывать за воротник всегда, а не только «от расстройства».

Говорил Михаил громко и развязно, и все о том, что стал свидетелем убийства.

– Я полночи провел с трупом в спальном вагоне! – распалялся он, рассказывая о случившемся Захару Зиновьевичу. – Будешь тут нервничать!

– Миша, успокойся. Это никому не интересно, – пыталась остановить его Антонина, но куда там!

Михаила просто несло по кочкам:

– Это вот все из-за нее! Ее хотели убить, а она вовремя пересела в другое купе. Бедовая баба, хочу я вам сказать. Вот пришел ее предупредить, и – пожалуйста! Получил по морде так, что в глазах черти пляшут. Как это называется? Правильно! Роковая женщина! Она такая и есть!

Под конец трапезы Антонина в конец обалдела от обильной еды, выпивки и разговоров. Но ее взгляд все больше концентрировался на руке Михаила. Рука у него распухала прямо на глазах и стала синего цвета. Наконец эту метаморфозу заметил и сам Михаил, с интересом и удивлением разглядывая свою увеличившуюся кисть.

– Тебе не больно? – поинтересовалась Антонина.

– Нет, я ее вообще не чувствую. Она онемела. А! Пройдет! – попытался отмахнуться Михаил, намертво припавший к бутылке коньяка.

Но Захар Зиновьевич призвал его к благоразумию, так как сохранил остатки разума.

– Это очень нехорошо! Похоже на перелом. Сильный отек.

– Да ладно!

– Точно говорю. И чем раньше окажут помощь, тем лучше. Я знаю! Поэтому прямо сейчас едем на моей машине в ближайший травмпункт! Извини, брат, но мои уроды, похоже, сломали тебе руку. Извини, компенсирую, чем смогу! – горячо обещал директор.

– Да ерунда! Так хорошо сидим! – отмахнулся Михаил.

– Посидим еще не раз, но сейчас тебе надо срочно в травмпункт.

– А компенсация? – не отпускал бутылку Михаил.

– Ящик коньяка! Поехали, а то в гипс не влезешь!

– А чего в него влезать? Это же не примерка платья, – вздохнул Михаил и якобы незаметно засунул недопитую бутылку во внутренний карман пиджака. На ногах он уже не стоял. А на выходе его зачем-то понесло поухаживать за дамой.

– Прошу! – сказал Михаил Тоне, склоняясь в легком поклоне, и открыл дверь сломанной рукой. Но не успела Тоня сделать и шага, как раздались проклятия и Михаил повалился на Антонину вместе с дверью.

Как Тоня осталась жива, она и сама плохо понимала. Она чудом выскочила из-под двери и помогла подняться Михаилу.

Празднование неизвестно чего, к стыду Антонины, продолжалось и в травмпункте. Михаил орал, что коньяк – лучшее обезболивающее в мире! Захар Зиновьевич заряжал всех окружающих своей энергетикой и деньгами тоже. Антонина несколько отделилась от их мужской компании, потому что ее, если честно, от всего уже тошнило.

Она вышла в коридор и скромно села на неудобный стул в уголке. А подняв глаза, чуть не потеряла дар речи, увидев Никиту и Трофима собственными персонами. Причем лицо Никиты дополнительно украшал заплывший глаз и синяк на скуле.

– Здрасьте, – сказала Тоня и посмотрела на часы, словно хотела запомнить день и час этой знаменательной встречи.